Жена Юрия Меля: если бы я повесилась, про беду нашей семьи написали бы все

Россиянин Юрий Мель обжаловал вынесенный ему обвинительный приговор по делу о столкновениях у Вильнюсской телебашни 13 января 1991 года. Защита полковника запаса российской армии назвала приговор литовского суда о семи годах тюрьмы для Юрия Меля неправомерным. Преследование в Литве больного отставника вызвало мощную общественную кампанию в поддержку Юрия Меля среди его земляков в Калининградской области. О том, как приговор по «делу 13 января» восприняли в семье осужденного, и о продолжении борьбы за оправдание и освобождение Юрия Меля RuBaltic.Ru рассказала его супруга Надежда МЕЛЬ.

— Надежда Борисовна, Вы долгое время не общались с прессой. Почему сейчас Вы решили изменить свое решение избегать публичности и высказаться?

— Я следовала просьбе адвоката, которая считала, что до вынесения приговора наши интервью, митинги и пикеты могут быть отрицательно расценены в Литве и негативно повлияют на следствие.

— Как Вы восприняли приговор Юрию Николаевичу?

— Разумеется, тяжело сказать, что радостно. Разве что в том контексте, что 7 лет — это не 16.

— То есть Вы ожидали худшего?

— Конечно. Я вместе со всеми теперь ожидаю апелляционных решений.

— Вы верите, что Юрий Николаевич может выйти на свободу раньше положенного срока? Что эта апелляция к международному праву сработает?

— На самом деле нет. Потому что мне кажется, что все-таки сильнее влияние Запада и антироссийские настроения там, в Литве.

По опыту, я была удивлена, даже появились мысли — неужели в людях проснулась справедливость, что было вынесено такое относительно гуманное решение?

Я все 5 лет мониторила литовскую ситуацию, и всегда все происходит как будто у тебя на глазах. Поэтому, по примеру других, не приходилось такого ожидать — такого относительно мягкого решения. Взять того же политика [Альгирдаса] Палецкиса, который уже второй раз практически за одно и то же сидит, что тоже надежды не вызывает. А тут все-таки 7 лет, а не 16, и даст Бог, через 2 года муж уже будет на свободе.

— Что, на Ваш взгляд, явилось причиной этого относительно гуманного приговора Юрию Мелю?

— Все-таки — наша активность, и поэтому я так поменяла свое мнение. Я очень сильно сожалею, что прислушивалась к мнению адвоката. Надо было, видимо, продолжать в том же духе, воздействовать на Литву пикетами, митингами.

— Как Вы справлялись все эти 5 лет, пока Юрий Николаевич находился в тюрьме?

— Я на примере сегодняшнего дня скажу. Я сегодня открывала свою выставку совместно с коллегой по художественному «цеху», художником-анималистом Людмилой Одинцовой. Она имела такой формат: одновременно там были представлены взрослые художники и студия, где я работаю педагогом. Выставка будет функционировать в течение месяца в Центральной детской библиотеке имени Сергея Михалкова в Калининграде.

Сегодня я приглашала туда много СМИ, чтобы показать, например, что писателю легче писать обращение в поддержку Юрию Николаевичу. Я не только жена, но и художник. А художникам легче донести мысль посредством художественного слова, картины. И сегодня не откликнулся никто!

У меня были такие мысли: если бы я, например, повесилась от горя или выпрыгнула из окна, то приехали бы все.

А когда я спустя 5 лет после ареста мужа жива, действую, не сошла с ума от горя, не сижу в психушке и не живу по каким-то маргинальным принципам, это публике неинтересно. Но это так. Я живая, я деятельная. Думаю, именно такой меня хотел бы видеть мой муж, когда выйдет на свободу.

—

— В моих картинах беда нашей семьи отражена не первый год. В этом году, 14 апреля, закончилась выставка в Музее янтаря, которая тоже длилась месяц. В прошлом году — творческая мозаика, на которой была представлена моя работа в Музее янтаря. Эти две работы тоже были с отсылкой к моим отношениям с супругом.

— То есть можно сказать, что это посвящение Юрию Мелю?

— Это история о нас.

— Люди, которые будут смотреть эти картины, смогут узнать Вашу историю в тех красках и сюжетах, которые Вы изобразили?

— Узкий круг о них знал еще до представления, когда они находились в экспозициях. Некоторые даже писали статьи, но мало, потому что, опять же, это не «мутная» тема. У нас пишут только на «мутные» темы.

— А кто и что Вас поддерживало все эти 5 лет, пока Юрий Мель находится в тюрьме?

— Меня поддерживала вторая часть моей семьи, мои родители, хоть они уже и старики. Мой родной брат с семьей, сын, собака моя любимая. Очень поддержала соавтор и близкая подруга Людмила Одинцова, с которой мы вместе проводим выставку.

— Наш портал проводил в этом году акцию в поддержку Юрия Меля в виде серии видеороликов. И нам Юрий Николаевич из СИЗО написал, что эта акция ему очень помогла и положительно повлияла на него. Как Вы относитесь к этой акции?

— Мне было очень приятно видеть, сколько людей отозвалось. Было очень приятно видеть, что Юрий Николаевич тоже пришел в более оптимистичное настроение, получив такую поддержку.

Еще в 2014 году через сайт «Одноклассники» я тоже провела такую агитационную работу, чтобы взбодрить сослуживцев, знакомых, друзей, и собрала ряд поздравлений Юрию Николаевичу с Днем танкиста и с его днем рождения, так как они идут друг за другом в сентябре.

Когда мы ему переслали все это, он прислал мне письмо с горькими словами, которые можно комментировать в духе «Мастера и Маргариты». Он сказал, чтобы я никуда ни к кому не ходила и ни о чем не просила, и что не нужно ему больше такое присылать.

В моих действиях он увидел обратное.

Если к Вам он обратился с благодарностью, то в моих действиях он прочитал (в принципе, так и было на самом деле), что ко мне никто сам не пришел и не сказал: «Надежда, давай мы поддержим супруга, что-то напишем». Я сама всем написала и сказала, что перешлю ему в поддержку их пожелания.

В 2014 году он это воспринял с такой болью и агрессией… А вот на вашу акцию отреагировал по-другому. Видимо, чувствовал, что час свободы близок. 5 лет прошло, но вот чтобы кто-то сам пришел и предложил, такого не было.

— А нам некоторые сами предлагали, сами присылали обращения.

— А у меня хватит пальцев на одной руке, чтобы пересчитать тех людей, кто обратился сам.

— Согласен, у нас тоже было таких немного. Однако, опять же, мы предлагали, но не уговаривали, просто говорили, что есть такая возможность. Поэтому, в общем-то, те люди, которые откликнулись, можно сказать, откликнулись сами.

— В 2014 году ему казалось, что незачем мне это делать, он ведь уже завтра должен быть дома. Зачем я ему это присылала? А у меня уже тогда были предчувствия тягостные.

А сейчас прошло 5 лет, может быть, поэтому у него чувство благодарности за то, что люди говорят.

Он же видит, что тут разный посыл: то поздравление с Днем танкиста и с днем рождения звучит несколько коряво. Слова «будь здоров, будь счастлив», когда их слушаешь, находясь в тюрьме, обретают корявую форму. Может быть, воспринимается невольно как цинизм, поэтому я и не хочу говорить никаких слов.

Мне очень хотелось тоже выступить для Вашего портала. Но одно дело, когда обращения в камеру говорят люди разных рангов, профессий, возрастов, а другое дело, когда говорит жена. Я должна была сказать что-то необычное, на что у меня, может быть, не хватило бы красноречия.

А картины — это картины: они стоят годами, и каждый в них видит что-то свое. Я, конечно, не претендую на то, что мои картины столь же уникальны, как Джоконда, но все-таки опыт и людское мнение показывают, что я хороший художник.

— Люди, которые видели Ваши картины, те из них, которые навеяны историей Вашего мужа, что они Вам говорили? Какие чувства они у них вызывали? Или они Вам этого не говорили?

— Надо сказать, что мое творчество немного специфично из-за того, что это не живопись, а роспись. Но даже посредством ремесла, посредством росписи можно передавать эмоции и чувства.

Например, если в одной работе у меня лебеди смотрят друг на друга, глаза в глаза, то это определенное чувство. А если в другой работе один лебедь причудливо изворачивает голову и они смотрят в одном направлении, то (тут я снова обращусь к классикам) любить — это не смотреть друг на друга, а смотреть в одном направлении.

— Как Вы собираетесь и собираетесь ли дальше бороться за мужа в оставшиеся до его освобождения 2 года?

— Кроме того, что в моей жизни оказалась такая важная составляющая стезя, что я стала художником, у меня есть еще психологическая подготовка. Не хотелось бы перечислять все то, чему я научилась в этом направлении.

— Расскажете Вашу биографию? Практически никто из наших читателей, которых интересует судьба Юрия Меля, ее не знает. А она ведь очень интересная. Вы тоже офицер?

— Я прапорщик. С Юрием Николаевичем я познакомилась на таджикско-афганской границе, когда служила с первым супругом. Я вдова, так как лишилась первого мужа, и впоследствии я стала женой Юрия Николаевича.

В 2011 году мы приехали в Калининградскую область, в город Гвардейск, служили в Учебном центре морской пехоты. Он был танковым комбатом, а я была офицером.

Потом на разных должностях мы служили в Калининграде, Юрий Николаевич закончил Общевойсковую академию. Я более 20 лет прослужила в ВС и по возрасту ушла на пенсию. Последние 6 лет была председателем женсовета артиллерийской бригады города Калининграда.

— Возвращаясь к тому, что Вы начали говорить о психологической подготовке, которая у Вас есть…

— Я прошла подготовку по гештальт-терапии, арт-терапии, песочной терапии, НЛП. То есть это все, что помогает работать с психологией травмы, с детьми с ограниченными возможностями по здоровью.

Вспоминая один из тренингов по нейролингвистическому программированию, хотелось бы поделиться моментом: окончание «ся» в русском языке — это возвратная частица. Например, «пытаться» значит «пытать себя». Так вот, стараться, пытаться — это все возвратное, когда ты пользуешься этим глаголом и что-то делаешь, все возвращается, стоит на одном месте.

Поэтому я не хочу пытаться и стараться, я буду жить и делать. Я беру на себя ответственность и не использую глаголов с возвратной частицей, я хочу делать: помогать детям, рисовать, поддерживать дом в порядке, хочу, чтобы была здорова собака, чтобы все было хорошо в семье.

И когда вернется Юрий Николаевич, пусть он увидит этот цветущий сад.