«Реформа образования призвана уничтожить русские школы Латвии»

В начале октября в Латвии правящая коалиция поддержала инициативу по переводу образования в школах национальных меньшинств на латышский язык. По задумке авторов реформы, к 2020 году на родном для нацменьшинств языке будут преподаваться сам «родной язык», литература и предметы, связанные с историей и культурой исторической родины. Несогласные с очередным ужесточением языковых норм общественные активисты организовали акцию протеста «Аз есмь Латвия». Почему на реформу образования необходимо реагировать и в чём истинные мотивы решения правящей коалиции продолжать дальнейшую «латышизацию» школ нацменьшинств, аналитическому порталу RuBaltic.Ru рассказал организатор пикета, бывший главный редактор газеты Digital Times Дэги КАРАЕВ:

— Г‑н Караев, сегодня, в понедельник 23 октября, в Риге проходит пикет «Аз есмь Латвия», направленный против перевода образования в школах нацменьшинств на латышский язык. Чего хотят протестующие?

— Цель простая — прекратить эту эпопею. Постоянно перед выборами то твоих детей, то тебя самого склоняют, сгибают и делают разменной монетой в чьих-то играх. Это недопустимо сегодня. Хватит. Мы — люди. Мы — Латвия. Мы формируем и составляем эту страну. В то же время мы такие же, как соседи-латыши, и соседи — такие же, как мы. Мы не посторонние, которые свалились с неба. Нужно просто осознать, что мы не девочки и не мальчики для битья, запретить к нам так относиться. Словом, людям надо вспомнить, что получать образование на родном языке — это естественное право. В таких вопросах не надо спрашивать чьего-то разрешения.

С другой стороны, я точно не собираюсь становиться Робеспьером или еще кем-нибудь подобным в канун столетней годовщины Великой Октябрьской революции. Никто не против учить латышский и не собирается как-то его ущемлять, просто не стоит искусственно создавать конфликт, которого нет на бытовом уровне.

— Искусственно? Что Вы имеете в виду?

— В Латвии де-факто в быту языковой проблемы практически нет. Люди вполне лояльно относятся друг к другу, не подвергают сомнению наличие разных групп, разных языков в обществе. Они общаются на том языке, на котором им удобнее.

Если взять ту же Финляндию, которую часто приводят в пример, мол, там 6% шведского меньшинства, но на законодательном уровне шведский применяется и изучается наравне с финским… Я разговаривал с финнами и шведами. Они ненавидят друг друга на бытовом уровне и говорят друг с другом на английском. Конечно, это касается не всех, но так себя ведут те, у кого есть какие-то «тараканы» по этому вопросу.

В Латвии в этом смысле всё проще и лучше. Полтора нациста в год тебе попадутся, ты с ними поругаешься, споря о чём-то, на этом всё. У них ведь единственный аргумент в спорах — язык. А все остальные 364 дня в году тишь да гладь. Спокойно живешь, занимаешься своим делом. И если бы этот статус-кво утвердить, то Латвия стала бы образцом для всего мира.

— Власти аргументируют необходимость данной реформы заботой о самих учениках. С введением нового закона нацменьшинства якобы будут более конкурентоспособными, так как будут лучше знать латышский язык. Неужели сегодня у выпускников школ нацменьшинств есть проблемы с латышским?

— Результаты реформы 2004 года в силе. В соответствии с ней в средней школе 60% предметов преподается на латышском языке, 40% — на русском. Соответственно, в обществе с течением времени знание латышского языка у представителей других этносов значительно улучшилось.

Поэтому говорить о том, что полный перевод образования на латышский язык даст какое-то конкурентное преимущество, — это лукавство. Это не более чем способ министра образования реализовать какие-то свои амбиции.

Полный переход на латышский язык обучения способен даже нанести вред детям. По той простой причине, что Латвия не круглая и не находится в вакууме. У Латвии есть вполне конкретные соседи, и самый большой сосед — Россия. Те аргументы, которые звучали еще во времена борьбы за независимость, о том, что мы будем жить здесь как в Швейцарии, потому что у нас удачное расположение: у нас морские порты, транзитные пути и т. д. и т. п., — это всё невозможно и никому не нужно без России.

С Россией надо работать на русском языке. Это как раз и есть серьезное конкурентное преимущество для людей, которые знают русский. Особенно если он для них является родным, а не иностранным.

Хотя нам несколько десятков лет в школьных расписаниях пишут, что русский язык — иностранный. Это просто издевательство.

— Есть ли шансы в этот раз отстоять право нацменьшинств на получение образования на родном языке?

— Дорогу осилит идущий. Если не бороться за свои права, то их точно никто не будет соблюдать. Капля камень точит. Глядишь, инициативу подхватят и другие люди. Нужно, чтобы русские Латвии осознали, что их права естественны и, по-хорошему, не требуют одобрения от власть имущих.

Последние четверть века нам вдалбливали какое-то чувство вины; это не более чем инструмент подавления конкуренции со стороны людей, которые не способны выдержать эту конкуренцию без таких низких поступков. Возможно, правда, здесь есть некий элемент мести от неудачников, которые не смогли реализовать себя раньше, а теперь вот получили такой козырь и разыгрывают его в своей политической борьбе.

— Понятно, что численно среди школ нацменьшинств лидируют русские школы. Но ведь в Латвии есть и другие школы, например польские. Насколько они активны в этой борьбе? Может быть, здесь сыграла бы роль «европейскость» отдельных нацменьшинств?

— Если мы говорим о Европе как о политическом союзе ЕС, то, увы, его не существует. Это прекрасно видно на примере отношения к каталонскому кризису, который в Брюсселе представили внутренним делом Испании. Евросоюз — это экономический институт, и решать такие вопросы он не будет.

Вообще само словосочетание «национальные меньшинства», наверное, целенаправленно используется для того, чтобы исказить действительность. Если смотреть объективно, то в Латвии этносы делятся пополам и составляют примерно 50% латышей и 50% русских. У нас исторически сложилась очень богатая сеть школ с русским языком обучения. При этом русский у нас — это любой, кто не латыш. Поляк — русский, и венгр, говорящий по-русски, тоже русский. Никто не копается в генетическом коде человека. Речь идет строго о делении по языковому принципу.

Русские школы как бельмо на глазу у латвийской элиты, они хотят уничтожить русские школы, смешать их с пустотой.

Что касается привлечения представителей других национальных меньшинств, насколько я знаю, у нас, например, одна-единственная польская школа. Есть еврейская, нет венгерской, например. В них всех преобладающее большинство говорит на русском. В той же польской школе у русского языка тоже сильные позиции. Так исторически сложилось. В семьях в основном говорят на латышском или русском. Возможно, кто-то дома говорит на иврите, но всё-таки два основных «семейных» языка — это латышский и русский. И это не зависит от этнической принадлежности людей.

— Это уже не первая попытка латвийских властей перевести образование в школах нацменьшинств на латышский язык — достаточно вспомнить 2004 год. Вы упомянули, что стремление к «латышизации» обостряется накануне выборов. Значит, вопрос языка в Латвии, помимо прочего, — это и «политтехнологический» вопрос. Может ли в таких условиях проблема быть решена в принципе?

— Здесь я применю нынче популярное благодаря рэперам слово «оксюморон». Я сам говорю: «Хватит использовать детей как политический повод, это политиканство», — и в то же время организовываю политическую акцию. Но это вынужденная мера. По той простой причине, что люди, которые пугают нас этим продолжением реформ, находятся у власти. Если им сейчас не показать, что мы против, то они будут иметь все основания сказать, что данная процедура была проведена на фоне народной поддержки и при полном молчании субъекта.

Вообще само слово «реформа» нельзя применять. Речь ведь идет о плавном уничтожении школ с русским языком обучения. Нас подначивают, мы вынуждены реагировать.

Разница по сравнению с 2004 годом, например, в этот раз состоит в том, что раньше такую реакцию организовывали представители других политических партий, в том числе и представленных в парламенте, в местном самоуправлении. В этот раз они тоже участвуют, но организатором выступил я, хотя и не имею никакой политической или партийной принадлежности. Надеюсь, что это покажет «более народное» происхождение возмущения.

— Политические партии стали лояльнее относиться к подобного рода «реформам»?