Сегодня завершается Рижский саммит «Восточного партнерства», в рамках которого столкнулись два взгляда на дальнейшее развитие ЕС: одни выступают за Европу с Россией, другие призывают отгородиться от своего восточного соседа. Уже в первый день саммита Беларусь и Армения отказались от подписания любого итогового коммюнике саммита «Восточного партнерства», в котором будет содержаться фраза об аннексии Россией Крыма. Чем может окончиться высокое рижское собрание, портал RuBaltic.Ru обсудил с доцентом Факультета мировой политики МГУ им.М.В.Ломоносова Алексеем ФЕНЕНКО:
- Алексей Валерьевич, что Вы ожидаете от Рижского саммита «Восточного партнерства»?
- Начнем с того, что «Восточное партнерство» сейчас пришло в свой естественный кризис. Причем, об этом кризисе российские эксперты предупреждали, начиная примерно с 2009 года. Уже тогда в России говорили, что «Восточное партнерство» неизбежно приведет к вооруженному конфликту во всем районе, что и произошло. Изначально сама эта программа вольно или невольно привела регион к конфликту по четырем причинам.
Причина первая: программа «Восточного партнерства» предполагала отрыв Беларуси от России, то есть редакцию российско-белорусского союза. Если у Беларуси будет система свободной торговли с Евросоюзом, то, соответственно, не будет никаких возможностей для системы свободной торговли с Россией и членства в Таможенном союзе.
Второй момент: предполагалось строительство полноценной таможенной границы между Россией и странами Таможенного союза с одной стороны и участниками программы «Восточное партнерство» — с другой. Впервые после распада Советского Союза строилась стена в виде таможенной границы между Балтийским и Черным морями.
Третье: «Восточное партнерство» предполагало активизацию проблемы непризнанных государств. Посмотрите, Молдова хочет участвовать в программе, Приднестровье — нет. Грузия собиралась участвовать, Абхазия и Южная Осетия — нет.
Наконец, четвертое: «Восточное партнерство» объективно срывал ряд государств, те же Молдова и Украина, где целый ряд регионов скорее были завязаны экономическими связями с Россией, чем с Европейским союзом. Например, Донбассу или Харьковской области экономически ближе Белгородская область, нежели Словакия или Польша.
Поэтому в «Восточном партнерстве» был заложен колоссальный конфликтный потенциал.
И возник вопрос, а что, собственно, делать дальше? Договоры об ассоциации с Евросоюзом подписали Грузия, Украина и Молдова, но как их реализовывать, Евросоюз в настоящий момент не знает.
- К критикам «Восточного партнерства» присоединился и Азербайджан, чьи политики говорят о дискриминации своей страны со стороны Евросоюза, высказывают недовольство подходом программы к проблеме территориальной целостности. «Восточное партнерство» способно как-нибудь сгладить противоречия, имеющиеся у участников?
- Да никак. Это естественное явление. Европейский союз изначально воспринимал страны, участвующие в «Восточном партнерстве», как периферийные государства, которые должны втянуться в орбиту влияния ЕС. Ведь что такое договор об ассоциации? Это уничтожение целых секторов промышленности этих стран. Вот прибалтийские страны в свое время на это согласились. Здесь же более крупные индустриальные и мощные комплексы и сельское хозяйство потребуют уничтожения или наличия куда более слабой конкуренции по сравнению с западноевропейской и центральноевропейской продукцией. То есть изначально планировались очень серьезные уступки со стороны этих государств. Понятно, что когда они стали выдвигать свои требования, программа «Восточное партнерство» зашла в тупик.
- Некоторые украинские политики, предвосхищая итоги саммита, предупреждают о его возможной безрезультатности. Вы согласны с ними?
- Я больше скажу: ситуация на Украине намного хуже, чем она была накануне Вильнюсского саммита. Дело в том, что из-за потери Крыма и конфликта на Донбассе реализовать «Восточное партнерство» на Украине невозможно по политическим причинам. Договор об ассоциации требует сложной системы бюджетных расчетов со стороны Украины и стран ЕС. Из этих расчетов надо волей-неволей исключать Крым, Донбасс, а это означает, с одной стороны, косвенное признание Украиной факта их потери, с другой — признание Евросоюзом того, что данные регионы уже не являются украинскими. Политически на это сейчас не готова ни Украина, ни страны ЕС.
- Внутри Евросоюза сейчас имеется консенсус о том, как должно работать «Восточное партнерство»?
- У европейцев был ситуативный консенсус. С одной стороны, Германия выступала за хозяйственное освоение восточных территорий. Она была локомотивом «Восточного партнерства». Посмотрите, как интересно, ведь если наложить карту «Восточного партнерства», то это примерно те регионы, которые Российская империя передавала Германии и ее союзникам по условиям Брестского мира 1918 года. Фактически там устанавливалась граница немецкой экономической и политической экспансии на новом историческом векторе развития. Такими были интересы Германии, и партия Меркель вела, таким образом, к столкновению с Россией.
С другой стороны, «Восточное партнерство» косвенно поддерживала Великобритания, но с другим расчетом — размывание партнерства России и Германии. Параллельно с утверждениями о «Восточном партнерстве» в 2012-2013 годах британская дипломатия всячески предлагала сотрудничество с Россией и даже намекала на то, что, мол, России и Британии неплохо бы вместе сдерживать возрастающую немецкую гегемонию в Евросоюзе. Игра была общая, но у каждого из участников была своя цель.
Наконец, не забудем о Польше, у которой тоже были свои интересы — она тоже стремилась стать региональным центром силы, сначала — в рамках Вишеградской группы, а теперь — с возможностью расширить влияние на Литву, Украину и Беларусь.
- Будут ли сделаны существенные практические шаги на Рижском саммите?
- Не думаю. Нет, на саммите могут быть сделаны какие-то громкие красивые декларации, что «Восточное партнерство» живо, «мы будет взаимодействовать, продолжать переговорный процесс», но не более того.
«Восточное партнерство» пока блокировано объективными факторами.
Да, подписан и ратифицирован договор об ассоциации с Молдовой, но надо разрешить проблему Приднестровья. Прошлым летом «венский формат» переговоров не принес никаких результатов. Для того, чтобы ввести договор об ассоциации, надо строить полноценную жесткую границу между Молдовой и Приднестровьем и еще раз подчеркивать потерю Приднестровья со стороны Молдовы. Если брать Грузию, то потребуется строительство еще более жесткой границы между Абхазией и Грузией и Южной Осетией и Грузией. Но интереснее даже не это, а другое: как технически будет работать «Восточное партнерство» между ЕС и Грузией? Общей границы у них нет. Возить флотом через Черное море грузинские сельскохозяйственные товары в порты Констанца и Варна? Там, простите, пока еще нет такой грузоподъемности. Технической инфраструктуры из железных дорог и портов у Румынии и Болгарии для этого нет. И во сколько обойдется использование флота на Черном море?
Что касается Украины, то тут, как я уже говорил, во-первых, потребуется косвенно признавать потерю Донбасса и Крыма, во-вторых, «Восточное партнерство» будет означать уничтожение ряда индустриальных комплексов Восточной Украины. Прежде всего, в районе Харькова и Днепропетровска. Да и неясно, какой будет ситуация с украинским сельским хозяйством. Его мало кто ждет на рынках Евросоюза. Украине, наоборот, придется потесниться для продукции ЕС на собственном рынке. В условиях, когда уже есть недовольство и потеря части регионов Восточной Украины, возникает вопрос, может ли новая украинская власть пойти на это или нет. Если она согласится, это может вызвать новый раскол на Украине. В западных областях Украины действительно преобладают настроения за интеграцию с ЕС любой ценой. Галичина исторически хозяйственно связана с сопредельным странами, с Польшей и Словакией, отчасти с Венгрией. Там есть миграция рабочей силы, определенное движение сырья, например, поставки бука, древесины для мебели. Для остальной Украины, центральной, южной и восточной, такой вопрос не актуален. Там мало связей с Евросоюзом. И волнения в Виннице в декабре показали, что раскол может быть даже между Западной и Центральной Украиной.
- Каким Вы видите политическое будущее «Восточного партнерства»? Есть ли возможность изменить, подкорректировать его формат?
- Боюсь, точка невозврата пройдена. Изменения были бы уместны осенью 2011 года, когда был Варшавский саммит «Восточного партнерства». Путин тогда предлагал вариант трехсторонних консультаций: Россия, страны «Восточного партнерства» и Евросоюз. ЕС от этого отказался. Предложение как минимум запоздало. Теперь есть два варианта, если «Восточное партнерство» перейдет границы в балтийско-черноморском регионе.
Либо сейчас ведутся консультации, где именно будет проходить новая стена между российской и евросоюзовской сферами влияния, и мы вместе определяем, что кому достается. Либо — второй вариант: крупный вооруженный конфликт в этом регионе, на который, собственно, изначально и была объективно нацелена программа «Восточного партнерства».