«Независимость» сократила население Латвии сильнее самой кровопролитной войны в истории
Лиза Юшкова
22 июня 1941 года гитлеровская армия напала на советскую Прибалтику. Уже в первые дни войны стало ясно, что нацистский блицкриг не сложился: в истории Великой Отечественной войны запечатлены героическая оборона Лиепаи, в которой важнейшую роль сыграли латышские рабочие батальоны, непобедимый танк КВ и сражение под литовским Расейняем, рейд группы бойцов латышской 181-й стрелковой дивизии под командованием С. Г. Штыкова в боях на Крустпилсском плацдарме. За 10 дней войны, которые в случае с Францией и Польшей поставили эти страны на колени, Третий рейх так и не захватил Прибалтику: продолжал держаться Таллинн, с острова Сааремаа готовились вылеты военно-морской авиации на Берлин, а 3 июля в боях за Краславу был убит первый немецкий генерал Отто Ланцелле.
Подвиг, доблесть и труд тех дней ныне не просто под запретом — история просто вывернута наизнанку. Для реваншистов, захвативших власть, примером являются их предки, предавшие родину и убивавшие соотечественников в ожидании сытного пайка от германских хозяев. Беженцы, начинавшие свой путь из Риги по направлению к Псковщине, вспоминали: гитлеровцев в городе и окрестностях еще не было, а в спины мирным гражданам и советским военнослужащим уже стреляли. Сторонники фашизма повсеместно начали сбиваться в жестокие стаи, чтобы хватать на улицах и казнить бывших соседей — евреев. Самодеятельные палачи затем стали исполнителями самой грязной и кровавой работы: массового террора и убийств, охраны концлагерей, карательных экспедиций, которые с дрожью вспоминали жители сопредельных с «рейхскомиссариатом Остланд» областей РСФСР и Белоруссии.
В прибалтийских провинциях «великой Германии» сразу после начала войны была запущена машина по уничтожению людей. Если «окончательное решение еврейского вопроса» производилось при помощи оружия, то в концлагерях, густо покрывших территорию Остланда, людей просто морили голодом и холодом. Печальную известность получили Шталаги в Риге, Резекне и Даугавпилсе, а также концлагерь Саласпилс, где сначала замучили несколько десятков тысяч военнопленных, а затем содержали политически неблагонадежных и всяческих «расово неполноценных» (славян), в том числе малолетних детей.
Современные историки стараются показать, что всякая «чужая» власть была противна самостоятельным народам — эстонскому, латышскому и литовскому. Советская власть, мол, была такой же, как нацистская. Интересно, почему в таком случае на демонстрации в поддержку советской власти в 1940 году выходили люди всех возрастов?
Историк Виктор Гущин указывал, что в его родном городе Елгава при преимущественно латышском населении общим числом 34 тысячи человек в 1940 году в манифестации под красными флагами собирали по 10 тысяч участников.
Всеобщее ликование по поводу социалистических преобразований царило и в Риге. В пропагандистских поделках латвийского телевидения, изготовленных за средства благотворительного фонда Бориса и Инары Тетеревых, советизация подается исключительно через призму отъема богатства у зажиточных людей. Но умалчивается, что капиталы, фабрики и предприятия переходили в народное достояние, а не в чей-то личный карман. А из народного достояния создавались рабочие места, бесплатное образование, здравоохранение и культура. Не будь их, разве встали бы тысячи трудящихся на защиту своей власти? Разве выдвинулись бы из их среды такие герои, как храбрый секретарь Лиепайского горкома партии Микелис Бука, герои-комсомольцы Имант Судмалис и Зента Озола, партизанские командиры Вилис Самсонс и Отомар Ошкалн, полный кавалер Ордена Славы Янис Розе, первый комендант Берлина Николай Берзарин, командир 130-го Латышского стрелкового корпуса Детлав Бранткалн?
Советская власть была плоть от плоти народа. Именно поэтому ведомство Геббельса уже в мае 1942 года постаралось ее дискредитировать, выпустив агитку «Страшный год» (Baigais gads). В ней немецкие господа впервые запустили тезис о «большевистской оккупации» Латвийской Республики, а себя представили «освободителями» от коммунистического ига. В 1943 году командование Остланда запретило даже упоминать название Латвия, снова попытавшись вселить в местное население национальную идею в 1944 году с лозунгом «Отечеству и свободе».
У концепции «оккупации» в конце 1940-х годов нашелся продолжатель: бывший сотрудник абвера Борис Мейснер. Эстляндский немец удачно очистился от нацистского прошлого и стал советологом. В этом качестве он нашел отклик сначала у канцлера Аденауэра, а в конце 1980-х — у деятелей «Народных фронтов». Часть их сторонников сплотилась в объединении «Отечеству и свободе», собирая под побитые Красной армией знамена Латышского легиона СС молодежь.
Стремительно возрождались идеи национальной исключительности, однако «свободные прибалты» вместо процветания начали стремительно вымирать. Понятно, что этноцид в первую очередь адресовался нетитульным народам, однако не обошел и коренное население. В итоге демографический рост советского периода сменился катастрофическим падением, которое по абсолютному числу жертв кратно превысило потери, понесенные республикой во время Великой Отечественной войны.
Самая кровопролитная война советского народа с фашистской Германией унесла жизни 200 тысяч человек, а новый период «независимости» сократил население на 700 тысяч.
Это политическое поражение настолько очевидно, что современные сторонники нацистских идей стирают с карт городов и республик малейшие напоминания о благополучном советском прошлом. Хорошо, что еще пока не демонтировали электростанции, железные дороги и аэропорты вместе с жилыми микрорайонами, школами и больницами. И это опять-таки роднит их с гитлеровскими оккупантами: местное население им требовалось для сбора податей, а имущество — для извлечения практической пользы для господ.