Запад признает выборы в Латвии, даже если на них победит лошадь Пржевальского

В народе говорят, что в мае лучше не жениться, чтобы потом всю жизнь не маяться. Думается, эту примету с полным правом можно применить и к выборам представителей власти. Однако в Латвии, похоже, народ не суеверный. С личностью очередного президента там решили определиться в последний день уходящего месяца. Об участниках и особенностях предстоящей демократической процедуры в интервью RuBaltic.Ru рассказал доктор экономических наук, профессор кафедры европейских исследований факультета международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета, специалист в вопросах международных отношений в регионе Балтийского моря, политической истории и экономики стран Балтии Николай МЕЖЕВИЧ.

Поменять шило на мыло

Коллизии вокруг предстоящих выборов в Латвии уже начались. Например, нынешний президент Эгилс Левитс сначала было объявил о намерении выдвинуться на второй срок, но вскоре резко передумал и, как говорят завсегдатаи ипподрома, снялся с круга.

— Господин Межевич, чем, по-Вашему, можно объяснить это решение пока еще действующего главы государства?       

— Причина в том, что литовские, латвийские и эстонские националистические элиты захватили власть всерьез и надолго. И отказываться от тех феноменальных привилегий, которые у них сейчас есть, ни в коем случае не намерены. Но формальные институты демократии в Прибалтике, в том числе в Латвии, разумеется, присутствуют.

Так что если ты не хочешь ничего менять по существу (включая антироссийскую политику), но при этом необходимо соблюсти установленные демократические процедуры, просто смени фигуру.

Можно Левитса поменять на Эдгара Ринкевича (министр иностранных дел Латвии — прим. RuBaltic.Ru), а можно вообще на кого угодно — фамилия абсолютно не принципиальна. Принципиально здесь то, что при любом президенте внешнеполитический курс Латвии пока не изменится. Да и внутриполитический тоже.

— Значит, отказ Левитса выдвигаться на второй срок объясняется исключительно желанием не раздражать электорат тем, что на посту номинального руководителя государства в течение долгого времени

— Я бы сказал, псевдоротация. Ротация — это если бы последовали реальные изменения. Вот, например, Борис Ельцин и Геннадий Зюганов на президентских выборах 1996 года в России — это были разные люди и политики. А вот, условно говоря, Анатолий Чубайс или Егор Гайдар — это была бы одна и та же политика, хотя фамилии, как вы заметили, разные.

И то, что произойдет на нынешних президентских выборах в Латвии, по-русски называется «поменять шило на мыло».

Ставка на фаворита

По мнению нашего собеседника, исключительно желанием соблюсти принципы формальной демократии можно объяснить и фактическое назначение в соперники Ринкевичу, фавориту на предстоящих выборах, двух заведомо слабых соперников.

Выдвинутого партией «Единый список» бизнесмена Улдиса Пиленса даже в самой Латвии за пределами деловых кругов мало кто знает. Элина Пинто, якобы решившая побороться за президентское кресло от «Прогрессивных», личность для абсолютного большинства избирателей еще более загадочная.

Сами эти кандидаты, кстати, в отличие от члена «Нового единства» Ринкевича, считаются беспартийными.

— И можно уверенно сказать — непроходными, господин Межевич?

— Разумеется. Это как если бы на тех же выборах 1996-го пресловутые Ельцин с Зюгановым соперничали не с генералом Лебедем, а, допустим, с вами и со мной. Нас, конечно, мало кто знает, но какое-то, пусть даже мизерное число голосов, мы бы все-таки получили и имитацию выбора тем самым обеспечили бы.

Причем в случае с Лебедем имел место довольно смелый эксперимент: это был человек известный, харизматичный, и, как мы помним, голосовало за него действительно много людей. В современной же Латвии рисковать вообще не хотят.

Не воля народа

Между прочим, в какой степени президента Латвии (кто бы им ни был) можно считать всенародно избранным — большой вопрос. Дело в том, что главу государства там выбирают не прямым голосованием все латвийцы, а только члены Сейма. Ну а поскольку в парламенте значительная часть населения республики в лице ее русскоязычной общины не представлена от слова «совсем», говорить о подлинно народном волеизъявлении в этом случае не приходится.

— Не кажется ли Вам, господин Межевич, что все это как-то не очень гармонирует со столь усердно декларируемыми Западом принципами демократии?

— На самом деле степень легитимности этих выборов никого в Европе или США не волнует. Настолько, что даже если на них победит лошадь Пржевальского из зоопарка, Брюссель и Вашингтон их итоги признают. Хотя, думаю, у лошади возникли бы проблемы с латвийским гражданством.

— Кстати о гражданах. Насколько можно понять, проблему местных «негров» (к афроамериканцам никакого отношения не имеющим; так в Латвии сокращенно называют тех, кто до сих пор не удостоился чести получить гражданство республики) Ринкевич решать не намерен?

— Скорее он запретит ЛГБТ-движение в Латвии, чем сделает хотя бы полшага в сторону русскоязычных жителей страны! Положение этой общины будет только ухудшаться, дело лишь в том, насколько быстро и радикально.

Меня, например, занимает вполне конкретный вопрос — последуют депортации или нет.

И я думаю, с Ринкевичем до этого все же дойдет.

Вопросы ориентации

Нужно заметить, что Ринкевича многие считают куда более умелым политиком, чем уходящего Левитса. В связи с чем, по мнению ряда политологов, от нового латвийского президента можно ожидать каких-то более изощренных (и, безусловно, враждебных) ходов — в первую очередь в отношении России.

— Так ли это, господин Межевич?

— В принципе, да. Но разве от Левитса мы ожидали чего-то иного? Они примерно одинаковые, просто Ринкевич как дипломат более опытный и в своих безобразиях более искушенный. То есть это два людоеда, просто один — Ринкевич — с большим стажем, а другой — Левитс — с несколько меньшим. Вот и вся разница!

— Ни для кого в мире не секрет, что любые латвийские руководители в принципе не являются самостоятельными фигурами, а управляются из-за рубежа.

— В этой связи есть основания полагать, что Ринкевич в большей степени будет ориентироваться на США, чем его предшественник. Не то чтобы Левитс когда-либо отказывался подчиняться американцам, просто у него имелись определенные привязки к Германии и Брюсселю, где состоялась значительная часть его политической карьеры и где, несомненно, у него остались многочисленные связи и контакты.

В этом смысле Левитса можно считать более европейцем, нежели Ринкевича. Последний куда больше ориентирован на Америку еще и как человек с демонстративно нетрадиционной ориентацией.