Федерализация — слово, которого власти Молдовы боятся, как черт ладана
Максим Камеррер
Ежегодно 1 августа отмечается День памяти защитников Приднестровской Молдавской Республики и погибших в ходе вооруженного конфликта. В этом году исполнилось 30 лет с момента перехода Приднестровского конфликта в мирную фазу.
«Меморандум Козака» предусматривал соглашение по преобразованию Молдовы в федерацию, в рамках которой Гагаузия и Приднестровье получили бы особый статус. Подписание этого соглашения создавало все условия для полноценного развития Молдовы в качестве действительно нейтрального государства с использованием всех выгод и преимуществ такого положения.
Однако подобное развитие событий не входило в планы Запада, и открытое давление, оказанное посольством США в Кишиневе на тогдашнего главу государства Владимира Воронина, привело к тому, что подписание итогового документа было сорвано буквально «на ленточке», когда глава Российской Федерации Владимир Путин уже собирался вылетать в Молдову, чтобы присутствовать при подписании договора.
Эта «непостоянность» испортила отношения между Москвой и Кишиневом — например, был введен запрет на импорт в РФ молдавского вина и других товаров. Такое «похолодание» в отношениях позволило западным дипломатам открыто вмешиваться во внутренние дела страны — начался молдавский «дрейф» в сторону Европы и США.
Кроме этого, произошедшее продемонстрировало несамостоятельность Кишинева в отношениях с Тирасполем и надолго установило на правом берегу Днестра табу на само слово «федерализация».
Но на минувшей неделе оно снова прозвучало, причем в прямом эфире «Первого канала в Молдове». Заместитель главы Бюро по реинтеграции Николай Цвятков, отвечая на вопрос, остается ли термин «федерализация» ругательным в Молдове, решил дать развернутый ответ: «Мы привязались к этому слову, оно приобрело оттенок ругательного. И совершенно зря. Но это уже политическая реальность. Распределение полномочий в нашей стране все равно будет носить некий характер федеративного распределения. У нас есть один субъект — признанная Гагаузская автономия, и это уже делает госустройство Молдовы отчасти федеративным. В 1993 году миссия ОБСЕ сформулировала предложение об урегулировании, и там тоже шла речь об особом статусе для Приднестровья. Это тоже элемент некоего федеративного устройства».
При этом он высказал мнение, что в Молдове не приемлют идею федерализации, так как ее связывают с закреплением присутствия войск РФ в Молдове.
«В процессе урегулирования вопрос распределения полномочий — один из ключевых. И с теоретической точки зрения это и есть процесс федерализации страны. Насколько он будет глубоким, какова будет финальная модель урегулирования, сейчас трудно сказать», — добавил Цвятков.
Такие отвлеченные и чисто теоретические заявления вызвали широчайший резонанс в молдавских СМИ и целую бурю во властных структурах. В Бюро по реинтеграции моментально заявили о несогласии со словами своего сотрудника. «Высказанное мнение не отражает точку зрения правительства или Бюро по реинтеграции. В этой связи этот сотрудник должен будет выступить с разъяснениями», — заявили представители ведомства в комментарии для прессы.
В среде представителей правящей партии PAS случилась настоящая истерика, озвучить которую довелось спикеру парламента Молдовы Игорю Гросу.
«Это пример манкурта, пятой колонны, которая еще, к сожалению, осталась в структурах. Это как раз контраргумент социалистам, которые ноют из-за того, что мы якобы везде провели кадровые перестановки. Вот остались такие пережитки, которые очень плохо пахнут, делая антигосударственные заявления. Его давно не должно было быть там. Таких типов нужно отправить знаете куда? В Кремль его отправим», — заявил он.
Пожалуй, единственным, кто попытался объяснить ситуацию, оказался бывший вице-премьер по реинтеграции Василий Шова, который вступился за Николая Цвяткова: «Мне очень жаль, что так набросились на комментарии одного сотрудника. Мы не в Северной Корее. Вроде мы страна — кандидат в ЕС. Такое ощущение, что это попытка сместить акценты, вместо того чтобы говорить по существу базовых принципов решения приднестровского конфликта. Те, кто вешает ярлыки, обычно мало что понимают в этой проблеме».
Скандал, который устроили по поводу заявлений Цвяткова представители PAS и различных властных структур, выглядит странным, учитывая, что впервые речь о возможной федерализации Молдовы зашла еще в далеком 2002 году, когда в Киеве прошла встреча экспертов из Кишинева, Тирасполя, Москвы, Киева и ОБСЕ по вопросу приднестровского урегулирования.
По итогам той встречи даже был принят так называемый «Киевский документ», определяющий принципы и механизмы создания «объединенного федеративного государства Молдовы и Приднестровья».
Позднее был разработан уже упоминавшийся «меморандум Козака». Главными моментами, которые вызывали критику в этом документе, были получение Приднестровьем и Гагаузией права вето в отношении ключевых решений в Молдове в сфере внутренней и внешней политики и безопасности, гарантии российского военного присутствия в Приднестровье до 2020 года и получение статуса второго государственного для русского языка.
Перспективность этой реформы признавали и отдельные представители официального Запада.
«Федерализация — единственный путь для того, чтобы Приднестровье и Гагаузия были частью единой Молдовы», — заявляла в 2013 году бывший посол США в Молдове Памела Смит. Однако последующие «наместники», направлявшиеся в Кишинев Госдепом, придерживались другой точки зрения, в соответствии с которой ими в Молдове была выпестована государственная элита, бегущая от слова «федерализация», как черт от ладана.
Очевидно, что получение Приднестровьем и Гагаузией статуса субъектов федерации приведет к глобальным изменениям. Кардинально поменяются межэтнические отношения в стране, и нынешнее молдавское общество, которое можно смело охарактеризовать как дремучую этнократию с отдельными элементами нацизма, будет вынуждено трансформироваться в модель, представляющую равные права всем этносам и национальностям. Это, понятно, не устраивает тех, чьи претензии на национальную исключительность и стали основной причиной Приднестровского конфликта.
Еще одной причиной бурной реакции на возможность федерализации может являться стремление начать боевые действия на левом берегу Днестра в интересах Украины.
Пока что в Кишиневе отрицают существование планов по выходу из Соглашения о принципах мирного урегулирования вооруженного конфликта в Приднестровье, несмотря на явные признаки того, что это рано или поздно произойдет. Тот же замглавы Бюро по реинтеграции Николай Цвятков считает, что это скорее «невероятный сценарий», однако действующая власть Молдовы уже ставит под сомнение заключенное соглашение.
«Это соглашение было подписано под угрозой 14-й армии, которая не имела мирного предназначения, наоборот. В последующий период мы столкнулись с ситуацией, которая препятствовала развитию, до сегодняшнего дня не урегулирована приднестровская проблема. Очевидно, если бы не было присутствия России и поддержки ею режима в Тирасполе, то этот конфликт был бы решен до настоящего времени», — заявила президент Майя Санду.
«В текущих условиях нельзя исключать вероятности того, что, усиливая свою армию и активно вооружаясь, реализуя проевропейскую и прорумынскую политическую повестку, рано или поздно молдавское руководство пойдет дальше деклараций и может отозвать своих участников в Объединенной контрольной комиссии и военном командовании. И вообще заявить, что соглашение 1992 года утратило для них политическую силу. Я говорю об этом как о гипотетическом сценарии и не хотел бы такого развития событий. Но в таком случае ситуация де юре возвращается на момент конфликта», — считает министр иностранных дел непризнанной ПМР Виталий Игнатьев.
В том случае, если эти крайне негативные прогнозы станут реальностью, можно будет смело утверждать, что срыв федерализации Молдовы в далеком уже 2003 году стал поворотным моментом к возобновлению Приднестровского конфликта и главной ошибкой молдавского руководства за последние 30 лет.