Руслан Коцаба: в Донбассе не война с Россией, а окопные пьянки и наркота
Александр Носович
В рамках 23-го ежегодного совещания ОБСЕ по обзору выполнения обязательств в сфере человеческого измерения аналитический портал RuBaltic.Ru организует в Варшаве круглый стол на тему «Политические репрессии в Прибалтике и на Украине: экспорт псевдоевропейских практик взаимодействия с гражданским обществом». Украинская власть после «европейского выбора» на майдане развязала гражданскую войну и массовые репрессии против пророссийски настроенного населения. Является ли конфликт в Донбассе войной Украины с Россией и как относятся к восточным соседям на Западной Украине, RuBaltic.Ru рассказал известный украинский журналист и правозащитник Руслан КОЦАБА.
— Г-н Коцаба, Вы же с Западной Украины?
— С Галичины. Сегодня (разговор состоялся 17 сентября 2019 г. — прим. RuBaltic.Ru), кстати, 80 лет как Галичина была присоединена к Советскому Союзу.
— Как Вы к этому событию относитесь? Сейчас власти Украины говорят о том, что это присоединение — результат Пакта Молотова — Риббентропа и очень его осуждают.
— Если власть осуждает это присоединение, тогда нужно Вильнюс забирать у Литвы, Брест — у Беларуси, Львов и Тернополь — у Украины. Конечно, на это никто не пойдет.
Сейчас Украина — снова бильярдный шар в чужой игре, где нас гоняют по полю. А мы не знаем, о кого ударимся и какая партия в итоге получится.
Потому что Украина, к сожалению, не является субъектом, она — объект геополитики.
Для меня как для урожденного галичанина тогдашний приход Красной Армии был — в тактическом смысле — скорее злом. Потому что вслед за ней пришли насильственная коллективизация, запрет на все украинские партии, сталинизм и прочее. Хотя в 1930-е годы все страны были в той или иной степени тоталитарными, в том числе европейские и Соединенные Штаты Америки.
Но были у прихода Советов свои плюсы. Во-первых, мы, украинцы, наконец-то объединились.
Да, благодаря Сталину, но мы объединились в одну страну, где жили преимущественно украинцы.
Во-вторых, люди поняли, что образование и медицина могут быть бесплатными. Возможно, не самого высокого качества, но почти для всех гарантированно.
В-третьих, поляки проводили антиукраинскую политику полонизации, поэтому Красную Армию в Польше встречали с цветами.
И это правда. Потому что поляки при Пилсудском сделали все, чтобы их ненавидели на Галичине.
Спустя 80 лет можно судить более широко, а не руководствоваться пропагандистскими штампами «либо хорошо, либо плохо». Нужно понимать, что с каждой стороны может быть по-разному.
В XX веке две украинские ментальности столкнулись. Тогда мы были с двух сторон украинцы, но часть была под Романовыми 300 лет, другая часть — под Габсбургами. Соответственно, эти ментальные различия дали политикам возможность раздраконить людей. И украинцы убивали украинцев в угоду другим политическим игрокам.
В Донбассе сегодня происходит то же самое. Нынешние ментальные различия играют похожую роль.
К примеру, есть разное отношение к русскому языку. И политики на этом играют. Так было и в XX веке — с обеих сторон были украинцы, но они друг друга уничтожали. И даже после того, как немцев разбили, они продолжали убивать друг друга на Украине. Когда возникли бандеровцы, и днем была одна власть, а ночью — другая.
А куда крестьянину податься? Простой человек хочет просто работать, любить жизнь и давать жить другим. И эта схема объединила бы всех — не только украинцев с украинцами, а все народы. Живи сам, дай жить другим, старайся жить в достатке, мире, согласии и демократии.
А языковой вопрос, Сталин или Бандера — это риторика 30-х годов прошедшего столетия. Даже стыдно цивилизованному человеку эту тему поднимать, как и оправдывать войну, которая идет в Донбассе.
— Вы по-прежнему оцениваете эту войну как внутренний украинский конфликт?
— Я называю ее гражданским конфликтом.
В Донбассе нет полномасштабного фронта и армий против друг друга. Это фронтовой окопный онанизм, пьянки-гулянки, наркота, небоевые потери.
Я это говорю, потому что был там военным корреспондентом и все это видел. Поэтому и назвал это гражданской войной и выступал против мобилизации. Сказал то, что в зоне боевых действий все понимали, но помалкивали.
При всем при этом мало кто меня поддерживал, когда меня в назидание показательно посадили в тюрьму. Говорили: «Коцаба, ты не понимаешь, что российские танки завтра могут быть во Львове и Киеве». А я отвечал, что все это ерунда. Меня не воспринимали.
Сейчас, к счастью, люди прозревают и все чаще понимают, что на вещи, которые нас разделяют, должно быть наложено табу.
Все эти переименования и войну с бездушными цементными памятниками нужно оставить.
Должны остаться только вещи, которые нас объединяют. Мы всеми силами должны сохранить связь с жителями Донбасса, своими родными и близкими в Крыму. Потому что ни украинская власть, ни Путин не вечны, а закон географии никто не отменял.
И по этому закону у Украины есть самый большой, самый сильный и самый близкий сосед — Российская Федерация.
У нас на Галичине говорят, что с соседями ссорятся только идиоты. Более того, сосед дороже, чем брат. Брат уедет, а сосед останется рядом и сможет помочь в любую минуту.
Очень жаль, что кто-то из власть предержащих пустил в четвертом классе учебник по географии на самокрутки и теперь не понимает, что Украина может использовать свое географическое положение — стать связующим звеном между Россией, Азией и Европой.
— Как Вы, как урожденный галичанин, относитесь к стереотипу о том, что Галичина — это рассадник русофобии, гнездо антироссийских настроений, что там ненавидят русских? Это правда или все сильно преувеличено?
— Во-первых, преувеличено. Во-вторых, это разогревается политиками так называемой «чекушки» — 25%, которые проголосовали за Порошенко весной.
Эти люди эти считают, что армия, язык, вера и тому подобная белиберда намного важнее мира, дружбы, достатка и демократии.
Но эти 25% как-то плавно превратились в 8% голосовавших за партию Порошенко на парламентских выборах. Потому что «Голос» Вакарчука — это уже более либеральная публика.
Я верю, что наш народ понемногу будет выздоравливать от примитивного шароварно-камуфляжного ура-патриотизма. Пока есть интернет и доступ к информации, пока у украинцев есть возможность ездить на заработки и возвращаться отовсюду, люди просто будут наслаждаться жизнью. Сами жить и другим не мешать.
Нужно смотреть на то, что объединяет, а не разъединяет. Наши политики всегда найдут, какую тему нам подбросить, чтобы поссорить. Для нас главное — не утратить свою человеческую сущность и возможность со временем посмотреть друг другу в глаза и, прижав руку к груди, сказать: «Ты мне брат. Ты для меня ближе всех. Ты — сосед».
Это касается жителей Донбасса и Западной Украины. Это касается россиян, украинцев и белорусов.
— Как Вы относитесь к тому, что предыдущая власть называла себя «настоящими украинцами», носителями украинского духа и культуры?
— Я называю это болезнью Пьемонта. Почему-то Галичина подумала, что она — украинский Пьемонт и всю Украину нужно переделывать по ее образу и подобию.
Я Вам на это скажу, что, во-первых, галичане успешнее остальных украинцев ассимилируются, когда выезжают в Чехию или Польшу на заработки. Причем сразу, в первом же поколении. Во-вторых, галичане, переезжая в Киев, тут же, еще на перроне забывают украинский язык и переходят на русский.
Для меня патриотизм в другом.
Для меня как для журналиста патриотизм в том, чтобы запускать качественный украиноязычный контент, не ссориться, а мирить людей, не заниматься медиа-лизингом власти (от слова «лизать»), а принуждать власть к адекватности.
Мы, журналисты, — власть. Это очень важно. Мне не нужно быть депутатом. Я захожу на сессию Рады в кулуары, и у некоторых депутатов уже ноги подгибаются.
Они знают, что я задам неполиткорректный и очень конкретный вопрос. И все они обгаживаются от этого. Это и есть власть, когда простым словом я, журналист, могу сделать больше, чем они, политики, делом.