Эксперты из Восточной Европы создают для Запада мифы о России

Политическая ангажированность и недостаточно качественный уровень экспертизы западных специалистов по постсоветскому пространству негативно влияют на отношения РФ и стран Запада. Взгляд на Россию через «искривленные окуляры» является одной из причин хронического конфликта между Западом и Москвой, о чем рассказал аналитическому порталу RuBaltic.Ru старший научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений Российской академии наук (ИМЭМО РАН) Дмитрий ОФИЦЕРОВ-БЕЛЬСКИЙ.

— Г-н Офицеров-Бельский, после окончания «холодной войны» стало заметно падение качества материалов западного экспертного сообщества и адекватности его выводов по странам бывшего СССР. Как Вы в целом оцениваете качество специалистов по России и другим постсоветским республикам в экспертном сообществе США и стран Евросоюза?

— Скажем так, вопрос не такой простой. Если мы говорим о том, существуют ли качественные эксперты по России и постсоветскому пространству как таковые, — конечно, они существуют.

Можно вспомнить Майкла Макфола — великолепного специалиста по России. К нему как к дипломату и к результатам его деятельности можно относиться с некоторым сомнением, но, так или иначе, эксперт он действительно хороший.

Можно вспомнить Тимоти Колтона, Тейна Густафсона, британского специалиста по Кавказу Томаса де Ваала. Опять же, не так давно в команде Дональда Трампа работала Фиона Хилл, тоже неплохой, в общем-то, специалист.

Однако насколько перечисленные и другие специалисты вовлечены в реальную экспертную работу и какова отдача от их усилий — вот это действительно большой вопрос.

Если мы говорим, в целом сравнивая ситуацию с «холодной войной», то да, разница действительно есть. Тогда была потребность в советологах, и эти советологи работали в тесной связке с ЦРУ, с Пентагоном, с Госдепартаментом и прочими учреждениями.

Сейчас и экспертного знания как такового, и специалистов по России меньше — вполне очевидно, почему это произошло после окончания «холодной войны».

Связка экспертного сообщества с политиками, принимающими решения, тоже ослабла.

Кроме того, если мы говорим о Западе в целом, то необходимо уточнить, что он, Запад, чрезвычайно разный. Скажем, в США мы можем найти специалистов по России. Однако их нет в команде Трампа сегодня. Фиона Хилл ушла, и по сути дела, люди, которые станут принимать решения касательно России, будут испытывать дефицит знания. И не факт, что они смогут получить качественную информацию с помощью аутсорсинга в тех или иных мозговых трестах.

Тем не менее в США ситуация еще достаточно благополучная. Можно сказать, что в Великобритании есть специалисты, которые работают по постсоветскому пространству и делают это достаточно неплохо. Соответственно, определенное понимание положения дел там есть.

Понимание это очень ангажированное. Британские эксперты даже чаще американских смотрят на Россию через «искривленные окуляры». Но, так или иначе, понимание как таковое присутствует.

Если же мы смотрим на другие страны Европы, то там ситуация с экспертизой по России достаточно плохая. Я имею в виду Германию, с которой нас, несмотря на все сложности последних лет, еще многое связывает.

Можно вспомнить нескольких французов, скажем, Тьерри де Монбриаля, неплохого специалиста по России. Но в целом экспертизы по России практически нет.

— На Ваш взгляд, какие мифы о России укоренились в сознании западного экспертного сообщества и как они влияют на будущие отношения России с ЕС и США?

— Не то чтобы эксперты поддаются мифам, хотя исключить это полностью невозможно.

В большей степени я верю в то, что эксперты эти мифы создают. Собственно, в этом и заключается их работа — давать тот продукт, который у них запрашивает власть. Если власти нужно создание неких мифов, они обязательно будут.

Что касается мифов, которые могут помешать дальнейшему развитию отношений России с тем же самым Евросоюзом, то это мифы, которые особенно активно культивируются польскими аналитиками.

Сразу подчеркну, что далеко не всеми, но тем не менее. Политиками, кстати, даже в большей степени, чем аналитиками. Аналитики относятся к этим вопросам более мягко, более гибко и дипломатично.

Насчет самих мифов — во-первых, это миф об агрессивной природе России.

До недавнего времени польские эксперты стремились разделять русский народ и российское государство: есть народ и есть, условно говоря, «тоталитарная Москва», «тоталитарный Кремль», который и является ответственным за все. В последнее время этого разделения не стало.

Что до мифов, то это тот редкий случай, когда эксперты действительно подвержены мифам, просто по той причине, что те же самые поляки склонны пропускать повестку дня через свой собственный исторический опыт, а точнее, воспринимать актуальные проблемы через исторические аналогии.

С логической стороны, никак не оправданно таким образом пытаться делать выводы о современной политике России вроде заключений о том, что Россия сто, двести, пятьсот лет назад была агрессивным государством, и с тех пор ничего толком не изменилось.

Другой очень распространенный миф, помимо врожденной русской агрессивности, — это миф далекий, идущий еще из XVIII века, который заключается в том, что Россия — «колосс на глиняных ногах». То есть страна это страшная, страна огромная, но достаточно ее только толкнуть.

Здесь определенную роль играют так называемые «профессиональные русские».

Это, к примеру, Гарри Каспаров и другие многочисленные эксперты, русские по происхождению, которые уехали на Запад. Они понимают, что могут быть интересны в основном через трансляцию негативной повестки.

Эти эксперты берут определенные проблемы современной России (не будем отрицать, они действительно есть) и гиперболизируют их, подавая заказчикам достаточно отрицательную картинку.

Если же кто-то выбьется из этой тенденции, то, по большому счету, заказчик не поверит, когда один из этих экспертов начнет писать о неких позитивных изменениях. Так происходит, потому что среди них уже есть определенный негативный консенсус. Это экстраполяция личного жизненного опыта на современную действительность.

У этих людей что-то не сложилось в России, а теперь они проецируют точку зрения негативности происходящих в ней процессов, порождая мифы.

— Можно ли выявить разницу в восприятии России и ее политики сегодня между восточноевропейскими и западноевропейскими экспертами, между ними и их американскими коллегами?

— Эксперты, конечно же, разные.

Если мы берем восточноевропейских специалистов, то поляки, прибалты (в первую очередь, литовцы) — это очень ангажированные эксперты.

Если же взять Францию или другие страны континентальной Европы, то можно увидеть в том числе и определенную культурную симпатию по отношению к России. Она далеко не обязательно будет влиять на экспертные оценки, но, так или иначе, она присутствует.

Кстати, о поляках: не хотелось бы им полностью отказывать в такой симпатии. Я достаточно много общаюсь с польскими экспертами. И когда они говорят об агрессивной природе кремлевской политики, как ни парадоксально, это не значит, что они относятся к России с какой-то очень серьезной антипатией или нелюбовью, зачастую даже наоборот. Скажем так, в их головах эти тезисы могут вполне нормально сочетаться.

Что же касается многих других восточноевропейских стран, аналитики по постсоветскому пространству как таковой там практически и нет.

Как пример — в той же самой Венгрии нет интересов, за исключением особого характера взаимоотношений с Россией у нынешнего руководства этой страны.

Если мы берем Румынию, то она фактически претендует на то, чтобы быть ключевым сателлитом Соединенных Штатов в регионе.

Если таковым в северо-восточном регионе, безусловно, является Польша, то роль еще одной важнейшей страны восточного фланга НАТО на себя хотят взять румыны.

Соответственно, имеющаяся в Румынии экспертиза заточена на американского потребителя — с соответствующими результатами.

Возвращаясь к вопросу об Америке, можно сказать, что там на протяжении очень долгого времени, практически до самого конца нулевых годов, очень часто по разным программам в местных мозговых трестах работали восточноевропейские эксперты, занимаясь постсоветским пространством. Зачастую это были люди не самой высокой квалификации.

Аналитику по Украине или Беларуси мог писать польский аспирант, приехавший подтянуть английский язык и получить строчку на будущее в своем резюме.

Конечно же, это взаимное влияние. А те же поляки позиционируют себя в Европе и США как лучшие эксперты по постсоветскому пространству и России. Этому в какой-то степени верят.

В 2008 году, в то время как Россия проводила операцию по принуждению Грузии к миру, польские эксперты заявляли, что давали прогнозы, что нечто подобное произойдет, ведь «российское государство агрессивно по самой своей природе».

Они сразу же стали вещать, что этим все не закончится и будут другие подобные эксцессы. Конечно же, в 2014 году польские эксперты снова стали всем указывать, что они давали такой прогноз, что русские — они такие, что они предупреждали, но им никто не верил. По их мнению, попытка замириться с Россией, устроить разрядку, перезагрузку была ошибкой.

Так что я должен сказать, что политические запросы, запросы США играют формирующую роль в восточноевропейской экспертизе по постсоветскому пространству. Что попросят — то и будет.

Я очень хорошо помню, как в начале нулевых годов, когда возникли неплохие личные отношения Владимира Путина с Джорджем Бушем-младшим, Тони Блэром и Александром Квасьневским, тон польской экспертизы по России очень серьезно изменился и потеплел — это было видно невооруженным глазом.

Как только наметилось ухудшение отношений (причем для ухудшения отношений с Польшей не было каких-то непосредственных причин), когда Россия воспротивилась американской операции в Ираке и громко об этом заявила, тон польской экспертизы сразу же начал меняться.