Ветеран российский разведки: оголтелая русофобия в Европе играет на руку исламистам
Алексей Ильяшевич
В 2018 году Европу продолжали сотрясать теракты, хотя их количество и масштабы заметно снизились: ничего подобного тому, что произошло в Париже 13 ноября 2015 года, мы не наблюдали. Но это не значит, что европейцы могут расслабиться. Об угрозах «европейского халифата» аналитическому порталу RuBaltic.Ru рассказал эксперт по кризисным ситуациям, ветеран Службы внешней разведки Лев КОРОЛЬКОВ.
— Г-н Корольков, в одном из своих интервью Вы вскользь упомянули о том, что «халифат Европы на самом деле существует». Что Вы понимаете под халифатом Европы?
— Его структура, как и структура всех подпольных организаций, носит латентный характер. Она не лежит на поверхности, у нее нет конкретного местоположения. Вы не можете найти адреса, лидеров и так далее.
Халифат скрыт в глубине мусульманской диаспоры, которая последние два-три десятилетия захватывает европейский континент. Речь идет, прежде всего, о Франции, Бельгии и Великобритании.
Ранее это несколько меньше затрагивало немецкоязычные и скандинавские страны. Но ситуация начала меняться после неожиданного для многих (даже для некоторых европейских политиков) плана канцлера ФРГ Ангелы Меркель. Это была не ее собственная инициатива: видимо, действовали какие-то другие силы, которые захотели дать прибежище мигрантам.
Они рассчитывали заполучить тихую, безропотную рабочую силу, а получили опаснейший, скажем так, контингент, который легализовался, внедрился в общество и создал серьезную угрозу для мононационального государства, коим является Германия.
Во Францию, естественно, непрерывно шел людской поток из стран Магриба — бывших французских колоний (Марокко, Тунис, Алжир). Мигранты старались перевезти сюда свои семьи. «Внучка за бабку, бабка за дедку».
В результате эти диаспоры крепли, расширялись, захватывали какие-то сегменты бизнеса. Распространялось идеологическое влияние мусульман, что немаловажно: многие европейцы приняли ислам. Его каноны внешне довольно привлекательны.
— Насколько сильное финансовое влияние приобрели выходцы из бывших колоний?
— Оно также носит скрытый характер. Дело в том, что деньги мусульманской диаспоры не подотчетны никаким мытарям, то есть налоговикам. Ни в одной стране Европы! В России, впрочем, тоже. С помощью этих средств исламисты поддерживают своих адептов, финансируют свое «боевое крыло».
У них есть то, что уже давно утратили европейцы: влияние религиозных деятелей, проповедников. Христианство в Европе постепенно вытесняется. Посмотрите на церкви: они практически пустые! Ходишь туда, как в музей: тихо, никого нет.
Меня это поразило еще лет двадцать назад в Великобритании. В англиканской церкви не было людей. Я спросил у своего проводника, куда все подевались. Тот прямо сказал, что англиканство практически умерло: «Никакого влияния на умы людей оно не оказывает, у нас уже ислам».
Или индуизм. Это относительно миролюбивая религия, хотя ее приверженцы, как показывает практика, резать иноверцев могут не хуже исламистов.
Подчеркиваю, это было двадцать лет назад! Вот почему я говорю о европейском халифате.
В интервью я когда-то говорил: пройдет десять с небольшим лет, и начнутся столкновения на этнической почве, с которыми Европа раньше не сталкивалась. Никогда не сталкивалась.
Я, возможно, ошибся на несколько лет. И начались не столкновения, а акты террора, которые то вспыхивают, то затихают. В сущности, это еще репетиция.
Идет апробация наиболее действенных и эффективных методов борьбы радикального ислама. Борьбы Юга с Севером, как предрекали в свое время футурологи.
— Кстати, о войнах. Многие полевые командиры «Исламского государства» (ИГ — организация, запрещенная в РФ — прим. RuBaltic.Ru) оказываются выходцами с постсоветского пространства. Почему это происходит?
— Ростки радикализма пробивались на этой территории и в советское время, но они тщательно подавлялись. За этим следили, потому что религия не была отделена от государства. И советское руководство понимало, какую угрозу несет в себе межконфессиональная рознь.
Как только вожжи были отпущены, исламизм вырвался на волю. Появился феномен «обиженных наций», началась их реабилитация. Она и привела к плачевным результатам.
Да, в рядах ИГ есть выходцы из СССР, такие как бывший командир таджикского ОМОН (Гулмурод Халимов — прим. RuBaltic.Ru). Уехал воевать и погиб. Это был хорошо подготовленный профессионал.
В Узбекистане и Таджикистане все дремлет. Таджикский президент Эмомали Рахмон правит очень жестко. Меньшую роль ислам играет в Туркмении, где после распада СССР утвердилась власть даже не авторитарного, а тоталитарного лидера.
Что впереди? Впереди у нас Ближний Восток и страны Магриба, где страсти на самом деле не утихли. Там зыбкое спокойствие установилось как раз на фоне переселения в сытую Европу. Поэтому мигранты будут все активнее отстаивать свои права.
Повторюсь, сейчас исламисты меняют тактику. Европа для них — среда накопления и выработки новых методов. В свое время они сосредоточились на так называемом государстве Ирака и Леванта — планировали построить там халифат, который будет помогать своему европейскому «филиалу».
Главная задача для руководителей радикальных группировок заключается в том, чтобы подмять под себя Европу. И сейчас любой аналитик скажет, что инициатива на их стороне.
Вот к чему приводит политика толерантности.
— А спецслужбы европейских государств разве никак на это не реагируют?
— Реагируют. Но европейское законодательство, принятое на волне умиротворения народов бывших колоний, связывает им руки.
Реально они не могут принять те меры, которые стоило бы принять. Сразу начнут выступать борцы за права человека. Права абстрактные, а многочисленные жертвы терактов — конкретные.
Но это одна сторона медали. Дело в том, что спецслужбам еще и трудно найти опору в диаспорах, создать там агентурную сеть, которая могла бы вовремя посылать им сигналы.
— Почему?
— Эти диаспоры предельно закрытые. Если выходец из них станет вашим источником и будет разоблачен, то он больше никогда не появится.
Но есть и масса других причин. Об этом можно говорить бесконечно. Нужно углубляться в историю, выяснять, как именно появились эти диаспоры, какая политика в какие времена проводилась властями.
Для Восточной Европы проблема мигрантов менее актуальна, поскольку там практически нет диаспор. Если и есть, то они интегрированы в общество.
А вот Прибалтике навязали ее долю беженцев. Не думаю, что это хорошая идея. Даже появление небольшого числа мигрантов приведет к тому, что их количество будет увеличиваться.
Наша победа лежит в животах арабских женщин, как говорил один из идеологов исламистского экстремизма.
— В последнее время терактов в Европе стало заметно меньше…
— Да, и это как раз указывает на смену тактики. Теперь трудно сказать, как дальше будет развиваться ситуация, но ничего хорошего ждать не приходится. Особенно на фоне оголтелой русофобии, которая постоянно нагнетается.
— Хотите сказать, что зацикленность европейцев на «российской угрозе» играет на руку исламистам?
— Совершенно верно! Вспомните, раньше на Западе с распростертыми объятьями принимали чеченских боевиков. А ведь это были люди, привыкшие к крови. Кто хоть раз ее хлебнул, тот будет пить до конца жизни.
Кстати, некоторые из приезжих — участники первой чеченской войны — потом уезжали из Европы на Ближний Восток помогать собратьям. Все это — отголоски русофобии.
— В последнее время мы часто слышим, что ИГ вот-вот будут побеждено…
— ИГ побеждено как таковое. Разгромлены его вооруженные формирования, освобождена контролируемая им территория. Но многие радикалы рассредоточились.
Часть из них ушла в страны Магриба. По-прежнему растерзана Ливия, где многие районы находятся под контролем враждующих группировок. Американцы еще года два назад начали вывозить игиловцев в Афганистан. Там они уже не могут поделить с талибами («Движение Талибан», запрещено в РФ) наркотрафик.
С точки зрения здравого смысла у меня многое не укладывается в голове. Где он, этот здравый смысл?
Понятно, что у России есть традиционные соперники вроде Британии — мы с ней всегда враждовали. Но враждебная политика все равно должна вестись оправданными методами. Я же могу лишь развести руками, глядя на то, что сейчас происходит.