Адвокат Имма Янсоне: «Власти Латвии не желают никакого инакомыслия»

В последнее время в Латвии стали активно возбуждаться дела по явно политическим мотивам. Попытки обвинения Александра Гапоненко, Владимира Линдермана и других общественных деятелей на слуху у значительной части общества. В чем причина активизации подобных процессов, можно ли в Латвии надеяться на справедливый суд, а также чего ожидать жителям страны за эмоциональный пост в социальной сети, аналитическому порталу RuBaltic.Ru рассказала адвокат, которая вела многие из этих резонансных дел, Имма ЯНСОНЕ.

— Госпожа Янсоне, Ваша известность как адвоката в основном связана с защитой разных общественных активистов — Айо Бенеса, Александра Гапоненко, Ильи Козырева, Юрия Алексеева, Юрия Зайцева. Расскажите, пожалуйста, с чем связан выбор этих явно политических дел; это направление — Ваша специализация?

— Вы забыли упомянуть [Александра] Куркина и [Андрея] Попко — граждан России, проникших на латвийскую военную базу в Адажи, которых обвиняли в шпионаже и терроризме.

Честно скажу, у меня не было никакого целенаправленного выбора, желания заниматься именно такими делами. Просто Айо Бенесу долго не могли найти адвоката, как-то так получилось, что его делом стала заниматься я, и уже он стал рекомендовать меня другим.

Так вышло, что именно меня попросили заняться делом Куркина и Попко, и я попала в эту нишу, а потом люди уже сами стали обращаться. Например, Александр Гапоненко мне позвонил по собственной инициативе, и я с удовольствием взялась за его дело, потому что оно показалось мне интересным.

Вообще, по большей части, я занимаюсь наследственными делами, связанными с зарубежными странами — США, Канадой, ну и Великобританией. Дело Айо Бенеса стало моим первым уголовным делом, но скажу, что такие дела тоже по-своему интересны. Хотя если подходить формально, то там нет никаких особых отличий. Законодательство не выделяет их в какую-то специальную категорию, и процедура везде одинакова.

— В последние годы произошел настоящий всплеск дел, связанных со свободой слова; это когда людей пытаются осудить за высказанное мнение, а не за поступки. Причем мнение это — явно критическое по отношению к правящему истеблишменту. С чем, по Вашему мнению, связан такой ажиотаж, не является ли это попыткой заставить замолчать критиков проводимой Латвией политики?

— Думаю, да, критику же особо не любят, а если есть возможность заставить критикующих замолчать, то почему бы ей не воспользоваться? Кроме этого, мне кажется, что нынешняя активность связана еще и с так называемой «гибридной войной».

Нестабильная мировая обстановка явно способствовала росту подобных дел, причем не только в Латвии, но и в других странах. Все вдруг резко стали ловить «шпионов» и «пропагандистов», забыв о свободе слова и о праве на высказывание своего мнения, которое может кому-то не нравиться.

Также мы стали чаще слышать о подобных делах еще по одной причине. Полномочия спецслужб после принятия поправок в уголовный закон существенно расширились, вот они и стали активнее работать. Они делают свою работу так, как они ее видят.

Нашу Полицию безопасности вполне можно назвать «Политической полицией» и она следует тем курсом, которым идет нынешний политический режим. Но, опять же, так происходит везде в мире, ничего нового я здесь не вижу.

— Да, действительно, некоторое время назад статьи уголовного закона, связанные с преступлениями против государства и шпионажем, были существенно расширены. На Ваш взгляд, следовало ли это делать и не движется ли Латвия к ограничению прав и свобод граждан?

— Статьи были не просто расширены, появилось также и много новых, например, по тому же конфликту в Донбассе.

Все это было сделано для того, чтобы дать власти больше инструментов, которых ранее у нее не было. Так что если мы посмотрим с этой точки зрения, то властям, безусловно, эти поправки нужны. Они же преследуют свои интересы и не желают никакого инакомыслия.

В то же время, если посмотреть на это с точки зрения простого жителя, наверно, такие поправки все же не нужны, и здесь трактовка понятия свободы слова явно сузилась.

Хотя такие ограничения происходят не только в Латвии, они характерны и для других государств, например, Украины. И мне кажется, что Латвия стала перенимать многое, что происходит в этой стране, несмотря на то, что в Евросоюзе декларируется максимальная свобода слова, а Латвия является частью Евросоюза.

— Где, по Вашему мнению, проходят границы свободы слова и, соответственно, критики государственной власти?

— С точки зрения закона, нельзя делать то, что запрещено уголовным законом, и незнание закона не освобождает от ответственности. Однако также следует помнить, что цензура у нас все же запрещена и критика власти дозволена.

Вы задали хороший вопрос: как отличить критику от нарушения закона? На мой взгляд, недопустимо, когда кто-то переходит к грубым оскорблениям и унижению другой нации. Это явное разжигание межнациональной розни.

Также я считаю, что нельзя переходить на открытые личностные оскорбления. Если же мы говорим о критике государственной власти, то в соответствии с юдикатурой того же Европейского суда по правам человека даже шокирующие, неприемлемые для большей части общества высказывания защищены свободой слова, о чем властям все же не стоит забывать.

— Если взять конкретные примеры — о «русских вшах» или «русских как генетическом отклонении», — то допустимы ли такие высказывания в рамках свободы слова?

— Я думаю, что нет, и власти здесь явно закрывают на это глаза. Ведь если в контексте поменять русских на латышей или людей другой национальности, то отношение окажется совершенно другим и состав преступления будет налицо. К сожалению, в Латвии в таких делах практикуется односторонний подход, что, на мой взгляд, очень печально.

— Соответственно, в деле Вашего подзащитного Александра Гапоненко мы видим обратный пример?

— Да, на мой взгляд, его дело — явное политическое давление на него. Гапоненко никогда и никоим образом не делал того, что ему вменяется. Он не унижал другую нацию и не разжигал межнациональную рознь.

Да, возможно, его высказывания — алармистские и звучат шокирующими для значительной части общества, но это все равно не преступление. В рамках свободы слова такие высказывания допустимы.

В свою очередь, затрагивая тему другой статьи, где ему вменяется работа в интересах иностранного государства, я пока ничего не могу сказать. Прокурор пока еще не передал дело в суд, поэтому материалы недоступны и мы еще не знаем, какие там могут быть доказательства и аргументация. Однако сама по себе эта статья является очень расплывчатой, и непонятно, как она будет применяться.

— Как Вы считаете, можно ли в Латвии надеяться на справедливый суд, является ли суд независимым, или же он обслуживает интересы правящей элиты?

— Исходя из тех дел, что я вела, могу сказать, что да, в принципе суды у нас независимы. У нас три судебных инстанции, в основном решающие две — Районный и Окружной суды, есть еще и Верховный суд, но там скорее смотрят, была ли нарушена процедура, чем оценивают конкретное дело. И по моим делам мы все же получали справедливые решения.

Посмотрим на недавно выигранное дело Зайцева, Петровского и Харламова, которых пытались осудить за подделку документов при регистрации политической партии. С одной стороны, дело нельзя считать явно политическим — там инкриминировалась подделка документов, — но все мы знаем, что цель-то была простая: исключить эту партию из выборного процесса. И если первая инстанция вынесла обвинительный приговор, то вторая подсудимых полностью оправдала.

То же самое с Куркиным и Попко, которым изначально вообще вменялись попытка совершения теракта и шпионаж, но потом сама же Полиция безопасности, понимая, что там нет основания для этих статей, переквалифицировала обвинение как хулиганство. Так вот, первая инстанция для нас обернулась поражением, но вторая вынесла оправдательный приговор.

— Интересно, как Вы думаете, а почему Полиция безопасности пыталась вменить им терроризм и шпионаж, как Вы сами говорите, понимая, что данного состава преступления там нет?

— Думаю, что это был элемент запугивания, попытка давления. Хотя возможно, что они считали, будто смогут собрать какие-то доказательства. Честно говоря, мне сложно сказать, о чем они думали, предъявляя подобные обвинения.

— Какое развитие ситуации Вы в связи с этим прогнозируете в дальнейшем, чего ожидать общественным активистам — дальнейшего «закручивания гаек»?