Балто-Черноморье: междумирье Европы и Евразии

Концепция Балто-Черноморского региона – Балто-Черноморья активно разрабатывается российскими учеными – специалистами по исторической и политической географии. Согласно данной концепции Балто-Черноморье (то есть регион, который сегодня принято называть Восточной Европой) является уникальным историко-географическим и геополитическим образованием – «междумирьем» Европы и Евразии. О специфике Балто-Черноморского региона и перспективах его превращения в субъект международных отношений аналитическому порталу RuBALTIC.Ru рассказал один из разработчиков концепции Балто-Черноморья, вице-президент Международной Ассоциации Политической Науки, заместитель декана факультета прикладной политологии НИУ ВШЭ, доктор политических наук, приглашенный профессор БФУим. И. Канта Михаил ИЛЬИН. Беседа состоялась в ходе конференции «Россия и Европейский союз: динамика взаимоотношений» 17-20 апреля в БФУ им. И. Канта (Калининград).

- Михаил Васильевич, чем обусловлена необходимость создания концепции Балто-Черноморья? Ведь в экспертном сообществе принято разделять Балтийский и Черноморский регионы.

- Идея Балто-Черноморья не отвергает представлений ни о Черноморье, ни о Балтике или Прибалтике. Она их объединяет, дополняет и развивает. Появляется представление о междуморье Балтики и Понта Эвксинского, Черного моря. Но при этом междуморье Балто-Понтиды превращается междумирье Европы и России. Как видите это совершенно новое по смыслу образование. Что это за междумирье? Его возникновение обусловленное историей и географией. Территория между Балтийским и Черным морем одновременно принадлежит и Европе, и Евразии: в этой зоне происходит соединение двух историко-культурных миров.

С точки зрения географии, мы можем провести водораздел по территории Беларуси, от которого одни реки будут течь в Балтийское море, а другие – в Черное. Этому водоразделу можно придать самодовлеющее значение, и в этом тоже есть своя правда. Совершенно очевидно, что у прибалтийских земель есть своя специфика, отличная от специфики причерноморских земель.

Но если мы посмотрим на сам феномен водораздела - на старославянском он назывался Шеломянь, то для наших предков времен Киевской Руси Шеломянь был не разделом, а соединением. И в этом смысле та зона водораздела, которая проходит по Беларуси, является и зоной соединения двух морских бассейнов. А все пространство между Балтикой и Черным морем является соединением или, как нынче модно говорить, интерфейсом Европы и Евразии.

Концепция Балто-Черноморья вовсе не отрицает существования отдельной черноморской или отдельной балтийской идентичности. Напротив, она предполагает, что эти идентичности, эти сообщества в более широком масштабе, при рассмотрении под иным углом зрения не только могут, но и должны соединяться сами и в перспективе соединять других – европейцев и нас, русских, россиян, евразийцев.

- В контексте нынешних споров в политико-экспертном сообществе о том, что такое Восточная Европа, в частности, постсоветское пространство, восточное приграничье ЕС – буфер или мост между Россией и Европой, какой ответ предполагает концепция Балто-Черноморья?

- Она предполагает иной, точнее более сложный ответ. Это не только буфер, и не только мост. Буфер и/или мост – это временные состояния. В действительности Балто-Черноморье способно играть вполне самостоятельную роль. Вопрос в том, когда сами жители Балто-Черноморья, их лидеры, их элиты, интеллектуальное сообщество, дорастут до того, чтобы народы Балто-Черноморья смогли выступить как объединители Европы и Евразии.

- На ваш взгляд, в каком состоянии сейчас находятся эти народы, близки ли они к пониманию своего потенциала объединителей двух миров?

- Сейчас они все еще ощущают себя только периферией или Европы, или Евразии. А нужно ли им это состояние? Оно сковывает и принижает. Им, конечно, самим решать, но если бы я был балто-черноморцем, то я бы стремился к тому, чтобы от ощущения периферийности, перейти к ощущению центральности.

- Какая страна, какой народ, по вашему мнению, могут выступить драйверами, движущими силами перехода Балто-Черноморского региона в его новое, «центральное» состояние?

- Я не думаю, чтобы одна страна, один народ могли бы этого сделать в одиночку. Это нужно сделать вместе. В этом смысле Калининградская область – это совершенно уникальный регион, потому что он, будучи российским эксклавом, и, в то же время, анклавом для Европы, структурно обладает возможностями, чтобы поиграть, поэкспериментировать таким взаимодействием.

Калининградцам легче это сделать, хотя бы интеллектуально, мысленно, в силу своего уникального положения.

- Термин «Балто-Черноморье» регулярно встречается в выступлениях литовских дипломатов и экспертов – Литва, пожалуй, единственная страна в регионе, где он в ходу, поскольку эта страна проявляет интерес к постсоветскому пространству, продвижению программы «Восточное партнерство» и т.п. На ваш взгляд, может ли концепция Балто-Черноморья служить теоретической основой литовской внешней политики?

- Мое объяснение этой особенности литовской внешней политики состоит в том, что тут налицо исторический рефлекс. Сказывается воспоминание даже не о Речи Посполитой, а о Великом княжестве Литовском, которое как раз занимало эти пространства. Великое княжество Литовское не было этническим образованием литовцев, это была имперская структура, в которой литовцы занимали особое, привилегированное положение. Его официальное название ведь было Великое княжество Литовское, Русское и Жемайтийское. С этой точки зрения нынешняя модель внешней политики для них понятна, привлекательна, и они готовы воспроизводить ее и впредь.

- В вашей книге «Балто-Черноморье: времена и пространства политики», написанной в соавторстве с Еленой Юрьевной Мелешкиной, вы пишите, что если рассматривать Балто-Черноморье как систему международных отношений, то центры этой системы находятся за пределами региона (в разные времена ими могли быть Москва, Берлин, Брюссель и т.д). В связи с этим, какова сейчас роль внешнего фактора в формировании Балто-Черноморского региона как субъекта геополитики?

- Очень хороший вопрос. Я приведу для понимания очень важную аналогию: «пояс городов» в средневековой Европе от Северного моря до Адриатики. Этот регион также был сформирован внешними имперскими центрами. Париж и Вена, Мадрид и Лондон – они оказывали давление на эту зону. В результате произошло не образование нового имперского центра, а создание децентрализованной сети городских коммун, независимых политически, но объединенных общей идентичностью. Потом эту идентичность назовут общеевропейской. Французы были в состоянии сказать: мы создаем европейский проект как Французскую империю, и у них была богатая база, чтобы претендовать на роль объединителей Европы в имперскую структуру. Тоже самое могли сказать немцы. Или англичане. А вот скажем, жители Льежа, Люксембурга, Гента не имели возможности так сказать. Они думали о себе, прежде всего, как о европейцах, в результате они и сформировали чувство европейской идентичности.

Поэтому, если жители Балто-Черноморья будут думать о своем регионе не как о пространстве для создания очередной империи, а как о пространстве, обладающем своей идентичностью, которая шире и больше, чем только европейская или только евразийская – они могут задать пример и получить преимущество по отношению и к европейцам, и к русским.

И европейцы, и русские в этом случае окажутся куда как более ограниченными по сравнению с народам Балто-Черноморского региона, которые, возможно, смогут думать в терминах и Запада, и Востока.