Почему культ страдания сыграл с украинской литературой злую шутку (часть 2)

В предыдущей статье мы выяснили, что образ Тараса Шевченко — святого страдальца — стал неким эталоном, путеводной звездой для последующих поколений авторов. Он сформировал неписаные правила, которых придерживались украинские писатели.

Если ты творец и хочешь быть частью литературного наследия Украины, то ты должен:

1) быть выходцем из небогатой семьи (чем беднее, тем лучше);

2) в детстве зачитываться стихотворениями «кобзаря» (желательно выучить наизусть);

3) осознать свою принадлежность к несчастному украинскому народу (желательно с юных лет);

4) писать о его страданиях (желательно только о них);

5) бороться с ненавистным царским или советским режимом (желательно нелегальными методами);

6)  пострадать от произвола властей (желательно умереть).

Конечно, в эту схему вписываются не все: не каждому талантливому писателю «повезло» родиться бедняком, как мы уже выяснили, и не каждый горел желанием вступать в конфронтацию с режимом. Некоторые предпочитали просто заниматься своим делом — писать. Но вот в литературном поле «магии Шевченко» были подвержены практически все. Во всяком случае, трудно найти автора из курса школьной программы украинской литературы, в творчестве которого тема страданий и борьбы (разумеется, борьбы за будущее украинского народа) не была бы одной из ключевых.

В ответ на вопрос о том, какие произведения из школьной программы запомнились ему больше всего, выпускник украинской школы наверняка перечислит стандартный набор: здесь будут «Каменярі» Ивана Франко (стихотворение о героической борьбе трудящихся против эксплуататоров), «Заповіт» Шевченко, будет Василий Стус, который «своим страданием и незлым лицом» до земли кланяется своему народу, и даже Леся Украинка, которая «без надежды надеется», но при этом тоже страдает и тоже борется.

Еще один важный момент: победить в этой пресловутой борьбе нельзя, как и преодолеть страдание. Поэтому никто из украинских писателей по определению не может закончить жизнь на позитивной ноте.

Даже те, кого, казалось бы, пригрела советская власть и кто неплохо чувствовал себя под «коммунистическим гнетом». В душе они тоже якобы были глубоко несчастны, ведь тоталитарный режим их сломал, и в этом их трагедия. Без натяжки о любом украинском писателе можно сказать, что трагедия его жизни в чем-то заключалась.

Шевченковская пелена скрыла от взгляда украинских авторов широкий спектр тем, которых касались классики русской литературы. Но беда не только в этом. Украинская литература так и не научилась делать главное — ставить перед читателем вопросы.

Лев Толстой заставляет нас задуматься, из-за чего Анна Каренина бросилась под поезд; героиню поэмы «Причинна» Тарас Шевченко «убивает» просто так: «Такая ее доля…». Достоевский заставляет задуматься, зачем Раскольников зарубил старуху-процентщицу; у Панаса Мирного герой романа «Хіба ревуть воли, як ясла повні?» становится преступником просто в ответ на социальную несправедливость. Пушкин в «Медном всаднике» не знает, кого поддерживать в конфликте между императором Петром и «маленьким человеком» Евгением; у Шевченко все просто: Петр I «распинал Украину», а Екатерина II «доконала вдову-сиротину».

Кстати, пролетарская прямота дореволюционных украинских авторов импонировала большевикам, и неслучайно культ Шевченко и компании пышным цветом расцвел именно во времена СССР.

Достаточно посмотреть, сколько памятников «кобзарю» понастроили по всей Украине «антинародные» власти (отчего-то эти монументы Киев сегодня не собирается сносить в рамках политики декоммунизации). Советская критика не усматривала в произведениях Тараса Шевченко ничего «криминального». Поэт протестовал против царского деспотизма и никогда не намекал на то, что Украина (в его творчестве — Украина, а не Малороссия) должна бороться за какую-то независимость. Словом, для большевиков он оказался своим парнем — борцом против крепостного права, империализма и потенциальным борцом за советскую власть.

Распад СССР популярность «кобзаря» не пошатнул, потому что литературоведы внезапно усмотрели в его творчестве еще и якобы ярко выраженный национальный подтекст. Он, разумеется, вышел на первый план. Заочно в националисты записали и всех украинских писателей, начиная с Котляревского и Квитки-Основьяненко.

Это было бы смешно, если бы не было так грустно и не порождало еще одну проблему — противопоставление украинской и русской культуры. Открыто это противопоставление провозгласил в первые годы советской власти известный поэт и прозаик Николай Фитилёв, известный под псевдонимом Микола Хвылёвый. Его лозунг без преувеличения можно назвать девизом постмайданной Украины: «Прочь от Москвы!». Правда, если сегодня жители «незалежной» распространяют его на все сферы жизнедеятельности, то Фитилёв говорил только о культурной составляющей. «Перед нами стоит такой вопрос: на какую из мировых литератур взять курс? — писал он. — Во всяком случае, не на русскую. От русской литературы, от ее стихии украинская поэзия должна бежать как можно быстрее. Дело в том, что русская литература тяготеет за нами веками как хозяин положения, приучивший психику к рабскому подражанию».

Большевики, опять-таки, до поры до времени позицию Фитилёва находили вполне приемлемой, ведь сами они проводили политику украинизации. Писатель их в этом поддерживал, пока не разуверился в советской власти и не покончил жизнь самоубийством в 1933 году.

В украинских учебниках литературы тактично обходят стороной тот факт, что в предсмертной записке Фитилёв причисляет себя к «самым искренним коммунистам» и славит коммунистическую партию. А вот лозунг «Прочь от Москвы!» пошел на ура.

Со времен Фитилёва украинские исследователи (во всяком случае, их националистическое крыло) уже откровенно рассматривают отечественную литературу под призмой отношений авторов с Кремлем. Здесь можно выделить три категории. Первые — те, кто эмигрировал и любил Украину издалека (самая известная группа писателей-эмигрантов получила название «Пражской школы»). Вторые — те, кого «замордовала» советская власть (так называемое «Расстрелянное возрождение»). Третьи — те самые украинские советские писатели, которые плохо вписываются в «свидомую» картину мира. Пожалуй, ярчайшим их представителем был Павло Тычина, автор слов гимна Украинской ССР и лауреат Сталинской премии.

«Официальная» линия украинского литературоведения не спорит, что советские писатели-украинцы далеко не бездарны, но с одной оговоркой: их дореволюционные произведения были намного сильнее. А когда они начали якшаться с большевиками, ничего хорошего якобы написать уже не могли. И вместо изысканной интимной поэзии Тычина начал выдавать что-то вроде «Трактор в поле дыр-дыр-дыр, мы за мир».

Образ недруга в лице русской культуры и деспотичной советской (ранее — царской) системы лишь подпитывает «страдальческую» направленность украинской литературы.

«На свете есть два народа, у которых страдание возведено в культ: евреи и украинцы, — писал Олесь Бузина. — У первых есть Стена Плача. Вторые плачут безо всякой стены и так, по любому поводу. С библейских времен евреи были убеждены, что Бог, любя свой «избранный» народ паче всех остальных, карает его за нарушение божественного закона, торжественно врученного Моисею. Так сказать, от великой любви, желая только добра. Украинцы, напротив, считают, что небеса невзлюбили их просто так».

С последним утверждением можно не согласиться. Многие украинцы свято верят, что у причины их страданий есть конкретное название и географическое положение на карте мира.

Тематическая наполненность украинской литературы прямо влияет на мировоззрение народа. Кто-то скажет, что наоборот: на чем украинцы зациклены, то они и культивируют в различных формах. Это будет сродни спору о курице и яйце, но нельзя не согласиться, что опыт поколений передается именно посредством произведений искусства, в первую очередь — посредством книги.

«Масштаб страданий на Украине велик, особенно в маленьких городах и селах, где нет элементарного доступа к информации, которая помогла бы осознать проблему и справиться с ней, — считает психолог Мария Фабричева, — и люди продолжают страдать так же, как страдали их прадеды. Это можно сравнить с вирусом, который поглотил всю страну, и мы настолько к нему привыкли, что иммунитет у нас просто не вырабатывается».

Среди украинской интеллигенции изредка звучат призывы: хватит страдать! Хватит навязывать культ страдания своим детям! В конце концов, хватит унижать свой собственный народ!

Неужели не унизительна для украинца мысль, что его страна за две сотни лет так и осталась «вдовой-сиротиной», которую распинают все, кому не лень? Но этими вопросами на Украине задаются отнюдь не многие.

«Боритесь — поборите», — завещал потомкам Тарас Шевченко. А между строк читается еще одно послание: «Страдайте». Зачем страдать, не уточняется, но наставления «кобзаря» на всякий случай лучше выполнять. Тарас Григорьевич плохого не посоветует…