Националистов в Латвии порой может обидеть даже простое напоминание о том, что в годы правления шведской короны латышские крестьяне окончательно потеряли свободу и были превращены в бесправных и бессловесных исполнителей, тогда как личное освобождение латышей произошло благодаря Российской империи. Русские — освободители, а Скандинавия — оккупант: этот исторический факт не укладывается в голове латышских националистов.
История не терпит сослагательного наклонения и не вычеркнет деяния Класа Окесона Тотта, который в 1668 году разработал полицейские правила для Ливонии и бесправных латышских крестьян. Один из главных пунктов нового кодекса гласил, что крестьянин, который к настоящему моменту пользуется помещичьей землей, закрепощается и переходит в собственность помещика.
Тем не менее в официальной латвийской историографии как минимум со времен диктатуры Карлиса Ульманиса (1934–1940 гг.) фигурирует тезис о «золотых шведских временах».
Изменила порядок вещей Северная война, которая разгорелась за право обладания Прибалтикой. Шведская армия потерпела ряд поражений. А первого российского императора тайно поддерживали немецкие аристократы. Одним из них был Иоганн Рейнгольд Паткуль, который собрал вокруг себя группу единомышленников.
Помещикам, вступившим в секретные переговоры с Петром Великим, очень не нравилось, что все их земли фактически принадлежали шведской короне, а сами они выступали в роли арендаторов.
Вскоре шведские разведчики разоблачили подковерную деятельность Паткуля, сам он был арестован и жестоко казнен в 1707 году по решению короля. Тем не менее Иоганн Рейнгольд Паткуль был далеко не один — многие немецкие помещики были крайне недовольны корыстолюбивой балтийской политикой шведских властей.
Впрочем, уже очень скоро судьба Прибалтики была решена: в сентябре 1708 года Ригу осадили войска генерал-фельдмаршала Бориса Петровича Шереметьева. Восемь месяцев рижская крепость держалась, однако в итоге русские войска одержали уверенную победу.
Пока над купеческими особняками свистели ядра, а в башнях рижских церквей тревожно били колокола, в густом лесу в Дрейлингсбуше (современный рижский микрорайон Дрейлини) велись обстоятельные переговоры между российскими дипломатами и военачальниками и рижскими ратманами, которые защищали интересы землевладельцев.
Именно тогда русская сторона обещала восстановить все феодальные привилегии немцев. И правители Риги окончательно приняли сторону российской короны.
Петр Первый после взятия Риги подписал «Аккордные пункты», отменив все обременительные для немецких феодалов условия подчинения верховной власти.
Им была дарована местная автономия, за ними сохранялось право на гражданство и землевладение, за немецким языком был закреплен статус официального, также разрешалось печатать собственные монеты. Представителем российской власти был только лифляндский генерал-губернатор, первым из которых стал талантливый полководец Аникита Иванович Репнин.
Крепостная зависимость латышей оставалось священной коровой, печальным наследием «золотых» шведских времен…
Новые времена для латышских землепашцев наступили ровно через век. Кризис сельского хозяйства, голодовки, крестьянские бунты, иногда и открытые мятежи против немецкой администрации — все эти явления были характерными для Прибалтийского края.
Известно, что немецкие помещики могли вообще не заплатить латышским батракам, а трудовые повинности крестьян не были нигде зафиксированы — все отдавалось на откуп местным землевладельцам, которые, естественно, бесконтрольно злоупотребляли своими феодальными правами.
Латышского крестьянина могли избить палками и плетьми, посадить под замок, лишить имущества, разлучить с детьми, женить по собственному усмотрению. Это было действительно страшное время.
После получения известий о стихийных крестьянских выступлениях в лифляндской глубинке ближнее окружение императора Александра I разработало законопроект о крестьянах Прибалтийского края. Он вступил в силу в 1804 году.
Впервые в истории были составлены списки конкретных повинностей для помещичьих крестьян (вакенбухи).
Латышские крестьяне — хозяева дворов получили ранее невиданное право на наследственное владение земельными участками. Безземельные крестьяне-батраки и дворовые люди могли официально претендовать на минимум обязательного вознаграждения, который был установлен впервые.
Эти меры, принятые русским царем, смягчили условия существования латышских крестьян.
Вскоре сами немецкие дворяне, на которых распространялись прогрессивные веяния, скооперировались с российской администрацией и совместно разработали проект об упразднении крепостного права. Закон вступил в силу в Эстляндии в 1816 году, в Курляндии — в 1817 году, в Лифляндии — в 1819 году.
Крестьяне оказались избавлены от личной зависимости, хотя право собственности на землю было закреплено за прибалтийско-немецкими дворянами.
Впрочем, некоторые латышские крестьяне, как мы помним, могли быть владельцами своих участков с 1804 года. Так ликвидировали полное личное бесправие большинства латышей и эстонцев, условия которого были разработаны два-три века назад «просвещенными гуманистами» Давидом Хильхеном и Класом Окесоном Тоттом.
Еще раз отметим, что крестьянская реформа в Прибалтике была подготовлена и принята при русском императоре и при активном участии русских чиновников.
Русским же крестьянам, пусть даже и находившимся в менее тяжелых условиях личной зависимости от помещиков, пришлось ждать освобождения еще полвека. Напомним, что реформа крепостного права во всей остальной России (и в Латгалии, входившей в состав Витебской губернии) состоялась только в 1861 году, да и то она не была окончательно продумана. Вот и смотрите, кто в истории отношений России с Прибалтикой был «оккупантом».