Один народ от Вильно и Львова до Москвы и Новгорода: как формировался западнорусизм

Идеи общерусского единства на территории нынешней Беларуси были неразрывно связаны с сопротивлением польской экспансии. Западнорусизм как цельная идеология единства белорусов и русских сформировался на белорусских землях к началу ХХ века. К этому времени в Беларуси заявила о себе целая плеяда западнорусских историков и этнографов, в сочинениях которых обосновывался «исконно русский» характер края. Аналитический портал RuBaltic.Ru продолжает разговор о западнорусизме: идеологии, которая является естественной альтернативой белорусскому национализму и может стать идейной основой союза Беларуси с Россией.

Термин «западнорусизм», вброшенный в общественный дискурс с подачи белорусского национал-коммуниста Александра Цвикевича в 1920-е года, не совсем верно отражает суть явления. Цвикевич, мысливший в национально-белорусских категориях, пытался представить западнорусизм как исключительно белорусское явление и отождествлял понятие Западной Руси с Беларусью.

На самом деле западнорусизм в Беларуси является составной частью более широкого течения, которое можно определить как общерусскую идею.

Эта концепция рассматривает всех восточных славян как единую культурно-историческую общность — большой русский народ.

В основе своей эта идея «интеграционная», то есть направленная на максимально тесную консолидацию восточных славян — как политическую, так и культурно-языковую.

Что касается понятия Западная Русь, то под ним следует понимать не только Беларусь, но и все земли исторической Руси, входившие в состав литовско-польского государства.

Именно в таком значении Западную Русь (или Западную Россию) понимал белорусский историк XIX века Михаил Коялович, которого сегодня принято считать главным «идеологом» западнорусизма.

Для Кояловича Белоруссия (именно в таком написании) была лишь одним из исторических регионов Западной Руси наравне с Малороссией, Волынью, Галицией и Литвой.

Нахождение в составе литовско-польского государства и мощное воздействие польской культуры определили специфику этого пространства на столетия вперед, вплоть до сегодняшнего дня, когда современные Беларусь и Украина сталкиваются с типологически сходными вызовами.

Само появление идей, акцентированно подчеркивавших русское единство, стало реакцией на дезинтеграцию, распад исторической Руси. Древнерусское государство распалось как в силу внутренних центробежных тенденций, характерных для феодальной эпохи, так и в результате мощного внешнего катаклизма — монгольского нашествия, которое окончательно обрушило и без того расшатанное государство и привело к геополитическому «растаскиванию» фрагментов Руси между новыми центрами — Москвой, Литвой и Польшей.

Политический распад, однако, не означал разрушения культурных связей и идентичности — представление о себе как о «Руси», «руском народе» сохранялось на всем пространстве от Львова и Вильны до Москвы и Новгорода.

Более того, эллинизированная форма «Россия» и ее производные также стали распространяться на всем русском пространстве, включая земли, входившие в состав Литвы и Польши. Нельзя исключать, что «мода» на эллинизацию исторического имени «Русь» началась именно на западнорусских землях, которые в церковном плане подчинялись Константинопольскому патриархату и в силу этого испытывали более сильное греческое влияние, чем более удаленная Московская митрополия, вышедшая из подчинения Константинополя в конце XVI века.

Несовпадение политических и культурных границ было обычным явлением для Средних веков, поэтому политическая раздробленность Руси и последующее вхождение ее земель в состав разных государств не были чем-то противоестественным. Долгое время русское население Литвы и Польши оставалось вполне лояльным своим государям и участвовало на их стороне в войнах против той же Москвы. Впрочем, помимо войн были многочисленные династические браки между Гедиминовичами и московскими Рюриковичами, а в определенные периоды московские цари даже претендовали на польско-литовский престол.

Словом, политическая логика феодализма никак не укладывалась в современные националистические клише и представления.

Однако к XVII веку на землях Западной Руси все отчетливее начинают проявляться признаки национального сознания в современном его значении, то есть стремление к политическому объединению на основании культурной, языковой и конфессиональной общности, причем в качестве центра политического притяжения все чаще воспринимались не Вильна, Краков или Варшава, под властью которых находилась Западная Русь, а «иностранная» Москва.

В 1674 году в типографии Киево-Печерской лавры был опубликован «Синопсис» Иннокентия Гизеля — пожалуй, первый открытый манифест «собирания» русских земель вокруг Москвы. В Беларуси самым ярким «москвофилом» того времени был Симеон Полоцкий, приветствовавший русские войска в своем родном городе в 1655 году и впоследствии перебравшийся в Москву.

Причиной этого было нараставшее религиозное и социально-политическое давление на православное население Литвы и Польши. Окатоличивание и ополячивание западнорусской аристократии, насаждение унии, — все это подрывало лояльность западнорусского населения и вынуждало его искать защиту на Востоке, актуализируя идеи единства исторической Руси и собирания русских земель в одном государстве.

Идеи общерусского единства в Западной Руси были неразрывно связаны с сопротивлением польской экспансии, причем эта борьба продолжалась и после присоединения к России. Собственно, именно в этот период в Беларуси и оформляется то, что впоследствии назовут западнорусизмом.

Дело в том, что правящие круги Российской империи долгое время делали ставку на польскую аристократию как на опору имперской власти на присоединенных от Речи Посполитой территориях, подобно тому, как такой опорой в Остзейских губерниях стали немецкие бароны. Вплоть до восстания 1863 года Россия фактически законсервировала белорусско-литовские губернии в положении «внутренней польской колонии» (по выражению историка А. Бендина), поэтому «русским» силам здесь приходилось преодолевать сопротивление не только местной полонизированной знати, но и космополитичного имперского чиновничества, симпатизировавшего полякам.

Первой крупной победой «западнорусского возрождения» стала ликвидация унии в 1839 году, осуществленная самим же униатским духовенством во главе с митрополитом Иосифом Семашко, а после восстания 1863 года официальная политика империи наконец окончательно сделала ставку на «русские элементы».

Благодаря этому к началу ХХ века в Беларуси заявила о себе целая плеяда западнорусских историков и этнографов, в сочинениях которых обосновывался «исконно русский» характер края.

Это не значит, что белорусские этнографические и культурно-исторические особенности игнорировались — напротив, именно в трудах историков и этнографов западнорусской ориентации они получили всестороннее освещение, а возникший в начале ХХ века белорусский национализм во многом черпал фактологию и аргументацию из сочинений своих западнорусских оппонентов.

Достаточно сказать, что деятели Белорусской народной республики за основу желаемых границ своего воображаемого государства взяли карту белорусских диалектов этнографа и языковеда Евфимия Карского, который принадлежал к западнорусскому лагерю и о БНР и белорусском национализме в целом отзывался крайне нелестно.

Эта коллизия наглядно иллюстрирует сложный и нелинейный процесс национального генезиса на белорусских землях. О причинах возникновения белорусского национализма и его взаимоотношениях с западнорусизмом мы поговорим в следующем материале.