Талергоф: первый концлагерь в Европе был создан для украинцев

Знаете ли вы, когда на территории Австрии был создан первый концентрационный лагерь? Конечно, если не знать, то можно предположить, что произошло это после аншлюса страны Третьим рейхом в 1938 году. Это не так — первый концлагерь в Австрии и вообще на территории Европы был создан еще в 1914 году. Его создание стало кульминацией репрессий, организованных австро-венгерскими властями против сторонников русского движения в Галиции и Буковине. Причем содержались в Талергофе не только «москвофилы» — пророссийские русины, но и «мазепинцы» — украинские националисты.

К началу ХХ столетия идея создания концентрационных лагерей впервые начала реализовываться колониальными империями на далеких африканских территориях. Их создавали британцы в Южной Африке во время англо-бурской войны (1899–1902 гг.), германцы в Намибии во время восстания народов гереро и готтентотов в 1904 году.

Австро-венгерские власти создали подобное на территории своей страны в годы Первой мировой войны.

А содержались в нем сторонники русского движения из Галиции, Буковины, Закарпатья, да и просто люди с этих территорий, заподозренные в симпатиях к русским и России. 

Талергоф

В наши дни самолеты, прилетающие в австрийский город Грац, находящийся на земле Штирия в предгорьях Альп, приземляются в аэропорту Грац-Талерхоф. Первый аэродром на этом месте начали строить еще в 1913 году, были созданы травяная взлетно-посадочная полоса и ангары для аэропланов. Однако с началом Первой мировой войны эти ангары решено было использовать для другой цели.

Дорога в вагонах для скота

Арестованных русинов из тюрем Галиции и Буковины австрийские власти грузили в грязные вагоны для перевозки скота и отправляли в Талергоф.

Людей везли связанными между собой в группы по 6–10, а то и по 20 человек. В вагоне помещалось от 60 до 150 заключенных. Ехали они в таких условиях 5–7 дней.

Арестант Феофил Васильевич Курилло записывал, что на вагоне, в котором он оказался, жандармы сделали мелом надпись: «Едут москвофилы-изменники». На каждой станции охрана говорила местным жителям, кого они везут, и сразу собиралась толпа, которая выкрикивала ругательства и даже требовала арестованных для самосуда. Самого Феофила Курилло на одной станции приняли за русского профессора и начали кидать в него камнями.

Стояла сильная жара, но двери вагона открывали для проветривания только жандармы на станциях, многие арестанты лежали на полу вагона в полубессознательном состоянии. Прибыл первый транспорт в Талергоф 4 сентября 1914 года.

Условия быта в лагере

Первые 3 дня арестованные, или, как их называли интернированные размещались просто под открытым небом. Участок поля был отмечен 4 деревянными кольями, вбитыми по углам, за пределы этого участка было строжайше запрещено выходить. Ночью несколько узников по естественным надобностям решились нарушить этот запрет, и охрана заколола их штыками. На четвертый день больше 2 тысяч арестантов загнали в аэропланный ангар, где они разместились сначала на голой земле, а на пятый день «для удобства» им была принесена трухлявая солома.

Однако все новые и новые эшелоны прибывали в лагерь, ангары заполнились, вновь прибывшие вынуждены были находиться просто под открытым небом.

В ноябре для размещения новых людей были поставлены палатки, в конце месяца начали возводить новые бараки. Но было уже морозно, и арестанты замерзали в палатках, где им приходилось спать на голой земле.

Когда бараки были построены, в них поместилось 5 тысяч человек, по 200–350 в каждом (примерно на 320 квадратных метров площади).

Питание талергофцев было отвратительным: «терпкий хлеб, часто сырой и липкий, изготовленный из отходов самой низкопробной муки, конских каштанов и тертой соломы, красное, твердое, несвежее конское мясо, выдаваемое дважды в неделю по крошечному кусочку, черная вода, самые подлые помои гнилой картошки и свеклы», — вспоминал писатель В. Ваврик.

Такой режим питания был губителен и для сильных и молодых людей, которых было немало в Талергофе.

Болезни в лагере

Бараки не отапливались, скученность порождала заразные болезни: дизентерию, тиф, холеру.

Ежедневно в феврале 1915 года в Талергофе от тифа умирало около 50 человек…

Заключенные страдали от вшей, которых было несметное количество. Священник Иоанн Мащак отметил в записях 11 декабря 1914 года, что 11 арестантов были заедены вшами до смерти.

Больница в лагере первоначально отсутствовала, затем были построены больничные бараки, лечение в которых, по воспоминаниям, было сущим мучением. Василий Ваврик писал, что врачи и сестры милосердия «с дикой злобой, переходя из барака в барак, с бранью приближались к больным, боясь заразиться, осматривали людей, тыкая в тела палкой, проверяя таким образом, кто умер, а кто еще подает признаки жизни».

Санитары держали людей на холоде и заставляли купаться в ледяной воде. Единственными лекарствами были некая дурно пахнущая мазь и нафталин, которым медслужба засыпала узников с головы до ног.

Поддерживали больных и умиравших заслуживший любовь узников врач Владимир Могильницкий из Бучача и напутствовавший умиравших священник Владимир Венгринович, тоже находившиеся в Талергофе в заключении.

Ваврик писал, что за полтора года умерло 15% талергофцев — свыше 3 тысяч человек. Однако узники страдали не только от инфекционных болезней. Священник Игнатий Гудима, который еще накануне войны провел 2 года в австрийской тюрьме как обвиняемый на Львовском процессе над русофилами, был снова арестован.

В Талергофе он подвергался наказанию подвешиванием, под влиянием испытаний у него развилось душевное заболевание.

В дальнейшем он вел образ жизни юродивого и был расстрелян в 1941 году нацистами.

Еще у одного священника, отца Баковича, развилась мания преследования после обвинений в том, что на исповеди он якобы говорил своим прихожанам не стрелять в русских солдат.

Состав заключенных

Среди оказавшихся в Талергофе были люди самых разных сословий, профессий, достатка. Здесь можно было встретить преподавателя гимназии в Бродах Романа Дорика, профессора духовной семинарии в Перемышле, доктора богословия Михаила Людкевича, священника Михаила Кузьмака из Яворника Русского, крестьянина Ивана Шарого из Щасповки, студента Львовского университета Василия Ваврика, доктора медицины Михаила Собина и многих-многих других.

«Мазепинцы» в лагере

Надо сказать, что не все люди, оказавшиеся в Талергофе, были убежденными русофилами или просто положительно относились к России.

Возникшие с началом боевых действий в Австро-Венгрии шпиономания и доносительство стали причиной того, что в лагерь попадали и далекие от политики обыватели, и даже сторонники украинского движения, которое было как раз максимально лояльно к властям двуединой монархии, а к России относилось с ненавистью.

Таких политических «украинцев» также называли «мазепинцами». Попав вместе со своими противниками в Талергоф, они начали писать петиции об освобождении, заверяя руководство лагеря в своей лояльности к властям.

В Граце для разбирательства была создана специальная комиссия, в которую входил представитель украинского движения доктор Иван Ганкевич. Перед праздником Св. Николая он приехал в лагерь, и в зависимости от того, как пожилые узники ему представлялись, решалась их судьба.

Например, 67-летний священник Генрих Полянский «неправильно» ответил на вопрос, к какой партии он принадлежит: «Я не есмь человек какой-то партии, я член галицко-русского народа». На что получил ответ: «Так?! То идите себе, идите! Мы знаем вас добре не от ныне!» И священник пошел, «зная уже, что меня не выпустят, но рад все-таки, что меня знают не от ныне, хотя и не с хорошей стороны в мазепинском смысле… Спасибо и за это».

Через несколько месяцев арестанты узнали, что сторонники украинского движения выходят на свободу.

Священник Иоанн Савчин вспоминал об этом: «Стали мазепы в телячьем восторге, нам, русским, на досаду, собираться к отъезду. И ударил час отбытия. Некоторые из них прощались с нами даже словами: "дай Бог и вам скоро отсюда выбраться", но когда вышли все с багажом за ворота, чтобы пешком пойти на станцию Абтиссендорф, то и кликнули нам громко, с диким злорадством: "А бодай-бысьте, москвофилы, все тут пропали (а хоть бы вы, москвофилы, все тут пропали)". После этого запели они свое "Ще не вмерла Украина"».

Управление лагерем

Однако сторонники украинского движения были не только среди арестантов, но и среди тех, кто лагерь охранял. Например, полицейский из Перемышля Тимчук, которого писатель Василий Ваврик называет «интригантом, провокатором, доносчиком, рабом-мамелюком — все в одном лице». Своих земляков-заключенных он называл по-немецки Mistvieh — скотиной.

Однако особенно тяжелые воспоминания у выживших узников оставил другой мазепинец — обер-лейтенант запаса Чировский. Ваврик так описывает этого персонажа: «Входя на территорию лагеря, он, как гончая собака, вынюхивал носом, заглядывал во все дыры и щели, чтобы поймать кого-нибудь за "нарушение закона" и отвести в одиночную камеру. Поймав жертву, он потирал руки от радости, топтался на одном месте, хихикал предвкушая экзекуции над "провинившимися"».

Будучи корыстолюбивым, Чировский обманывал узников, обещая им свободу за вознаграждение при помощи записи в украинцы в комиссии доктора Ганкевича. Однако тут и «поскользнулась крепкая ножка пана Чировского»: за мошенничество он был заключен в тюрьму и разжалован в солдаты.

Из «высших сатрапов» выделялся комендант лагеря фон Штадлер, который узникам, жаловавшимся на тяжелые условия, отвечал, что для предателей у него есть только свинец и штык, а однажды для пущего эффекта въехал в барак верхом на коне.

Наказания в лагере

Один из главных способов наказания в лагере назывался по-немецки anbinden, что означает «привязывание». Узнику связывали за спиной руки и подвешивали за них к столбу.

Столбы для таких экзекуций были вбиты по всей талергофской площади, от этого наказания не освобождались даже женщины.

А поводом для наказания могла стать любая придирка охраны лагеря, например, если заключенный закурил ночью в бараке.

Однако этим наказания не ограничивались, издевательства над пленными могли принять вообще любую форму. Так, однажды солдаты вошли в барак и спросили, есть ли в нем женщины, знающие иностранные языки.

Вызвавшихся четырех женщин они заставили стирать свое грязное белье.

Другой случай — солдаты вызвали из барака православных священников и заставили двоих пожилых батюшек вместо лошадей возить тяжелую бочку с водой.

Инцидент со студентами

Однажды Чировскому пришла в голову идея отправить молодых заключенных из лагеря на фронт. Эту мысль одобрило начальство и решило провести набор на службу всех студентов и молодых крестьян, во время которого у них спрашивали, какой они национальности. Все отвечали по-немецки Russe. Во время обеда Чировский обратил внимание начальства, что в Австро-Венгрии нет русских, есть только рутены или украинцы.

Когда набор продолжился, об этом сказал новобранцам один из полковников, но они продолжили называть себя русскими.

Тогда решено было арестовать всех студентов, прошедших набор до обеда, им грозил военный суд. Только через месяц военное начальство в Граце решило закончить это дело, так как его убедили, что слово ruthenisch является искажением слова russisch.

Студенты были выпущены из-под ареста, однако подверглись подвешиванию (проводил лично Чировский) и оказались на фронте, где должны были носить позорные значки, первыми идти в атаку и не могли получать повышений.

Терезин

Талергоф был не единственным местом массового заключения русинов-русофилов. В Северной Чехии рядом с городом Терезин находилась старинная крепость XVIII века, ее лучшие помещения служили казармами, а те, что похуже, были превращены в тюремные камеры, в которых содержались наиболее опасные преступники.

Например, в Терезин после убийства эрцгерцога Франца-Фердинанда был помещен Гаврило Принцип. 3 сентября 1914 года сюда тоже привезли русских галичан. Они выполняли различные черные работы в крепости и в городе: чистили каналы, уборные, улицы, трудилась в поле.

Узникам помогали две чешки: Анна Лаубе и Юлия Куглер. С их помощью заключенные попытались наладить быт, насколько это было возможно: победили вшей, установили часы для стирки белья, сделали из досок нары. Однако через несколько дней после Пасхи 1915 года русины из Терезина тоже были переведены в Талергоф.

В ноябре 1941 года Терезинская крепость снова приняла безвинных узников — в ней был создан концлагерь, и нацисты, к сожалению, оказались прилежными учениками Габсбургов.

Память о Талергофе

Лагерь Талергоф был закрыт 10 мая 1917 года сменившим умершего Франца-Иосифа императором Карлом I. В своем рескрипте он писал, что «все арестованные русские невиновны, но были арестованы, чтобы не стать ими».

В 1936 году при ликвидации талергофского кладбища «Под соснами», где хоронили узников, их прах был перенесен в деревню Фельдкирхен. На братской могиле построили часовню, надпись внутри нее сообщает, что в этом месте покоятся останки 1767 мужчин, женщин и детей.

Однако точная цифра погибших в этом страшном месте остается дискуссионной.

Что касается числа узников, то, по данным современного историка Сергея Суляка, через Талергоф прошло не менее 20 тысяч русинов.

Общее же число погибших от австрийских репрессий русинов историки оценивают в 60 тысяч человек.

Хранили память о трагедии в межвоенные годы и в Галиции: с 1924–1932 годах во Львове выходил «Талергофский альманах», сохранивший документальные свидетельства и воспоминания узников; на Лычаковском кладбище города был сооружен памятник жертвам Талергофа.

Однако в послевоенные годы с закрытием всех русофильских организаций на Западной Украине эта тема была предана забвению. Не любят о ней вспоминать и в современной Незалежной. А в России и Беларуси, к сожалению, она еще малоизвестна.