Концепцию «советской оккупации» Прибалтики придумали эмигранты на Западе
Андрей Локтионов
Летом 1940 года с согласия местных правительств в Литву, Латвию и Эстонию были введены дополнительные контингенты Красной армии. Прибывающие войска радостно встречали многочисленные крестьяне и рабочие, которые рассчитывали на улучшение своего бедственного положения. И до нападения Германии на СССР практически никакого сопротивления советской власти в республиках Прибалтики не было. О том, как это происходило, рассказал историк и политолог, эксперт в области российско-латвийских отношений, истории и современного развития стран Балтии Владимир СИМИНДЕЙ в продолжении интервью RuBaltic
Владимир Симиндей в конце предыдущей части интервью заявил, что в 1940 году социальный статус и материальное положение трудящихся в Прибалтике были не самыми завидными. Этот тезис нашего собеседника, пожалуй, стоит несколько развить.
Честные литовские историки сами признают, что для их страны периода 1930-х годов было характерно колоссальное социальное расслоение.
Сравнительно немногочисленным дворянам, буржуа, чиновникам, представителям статусной интеллигенции жилось, может быть, и в самом деле неплохо. Но вот большинство местных рабочих (к слову, на заводах и фабриках трудилось всего 6% литовцев, страна была аграрной — как и Латвия с Эстонией) жило в нищете. Например, средняя зарплата женщин составляла всего 70 литов при прожиточном минимуме 91,6 лита на человека. К тому же при любом экономическом кризисе начинались массовые увольнения: число безработных в маленькой Литве достигало 200 тысяч человек.
Не лучшим оставалось и положение земледельцев, которые составляли три четверти населения страны. Зажиточных хуторян среди них было ничтожно мало, а основную массу литовского крестьянства в то время составляли батраки и сельскохозяйственные рабочие, ютившиеся в хижинах-развалюхах.
Практически аналогичная картина наблюдалась в Эстонии. Там число сельских поденщиков и городских бедняков доходило до 50% жителей. Безработица ко второй половине 1930-х годов приобрела ужасающие масштабы.
Это заставило власти прибегнуть к практике «лагерей для бездельников», обитатели которых были вынуждены по 12 часов в день трудиться только за еду. К тому же там практиковались телесные наказания. Причем стоит заметить, что в царской России Ревельская, Эстляндская и Лифляндская губернии представляли собой довольно развитый в экономическом отношении регион с крупными промышленными центрами вроде Ревеля (Таллина) и Нарвы.
Конечно, в Первую мировую войну немцы здорово ограбили эти территории, вывезя из них до 70–80% промышленного оборудования. Но и руководство независимой Эстонии за все межвоенное время не смогло найти эффективные способы реанимировать национальную экономику.
Немного лучше соседок чувствовала себя Латвия, но и там имелась масса так никогда и не разрешенных социальных проблем.
В промышленности было занято всего 15% жителей страны, количество безземельных крестьян приближалось к 200 тысячам. Безработных, как в Эстонии, принудительно трудоустраивали на торфоразработки, где условия были по-настоящему каторжными. Туда же (а еще на лесозаготовки), кстати, при необходимости могли силой отправить промышленных рабочих.
После установления в 1934 году диктатуры Карлиса Улманиса власти приступили к проведению откровенно националистической политики, начав процесс «латвизации» страны. Нелатышам, которых было до четверти от всего населения, пришлось туго.
Ничего не напоминает из сегодняшнего?
Естественно, намаявшиеся работяги в Прибалтике видели в приходе советской власти шанс изменить свою жизнь к лучшему. Недаром посол Великобритании в Латвии после ввода частей Красной армии докладывал в Лондон, что братание между населением и советскими войсками в Риге достигло «значительных размеров».
А начальник политуправления 3-й армии РККА доносил командованию, что жители Екабпилса, несмотря на запрет городских властей встречать советских солдат, массово приветствовали их, дарили им букеты и выкрикивали: «Да здравствует Красная армия! Да здравствует Сталин! Да здравствует свобода!»
Тенденцию подтверждает и Владимир Симиндей:
— Конечно, и у обычных граждан было разное отношение к СССР, но, скажем, среди проживавших в Прибалтике русских староверов, да и, например, латгальцев, настроения преобладали от позитивных до восторженных. А значительная часть населения пребывала в растерянности, не зная, чего теперь ожидать. Люди просто опасались угодить в мясорубку мировой войны.
До нападения Германии на СССР серьезного сопротивления советской власти в Прибалтийских республиках практически не было. Дело в том, что буржуазный лагерь Европы оказался в глубокой прострации. Но они готовились.
К примеру, так называемый Фронт литовских активистов во взаимодействии с германскими спецслужбами готовил восстание и поднял его с началом Великой Отечественной войны.
В Латвии повстанческое движение было слабее, но летом 1941-го в спины отступающим красноармейцам тоже постреливали с чердаков.
— И все же корректно ли утверждать, что СССР именно оккупировал Эстонию, Латвию и Литву в 1940 году?
— Концепция «советской оккупации» Прибалтики вырабатывалась еще эмигрантскими кругами на Западе. Она имеет массу изъянов как политического, так и сугубо юридического характера.
Ведь дополнительные контингенты РККА были введены с согласия местных правительств. А смену руководства в Литве, Латвии и Эстонии признавали все страны Европы, будь то воюющие стороны или нейтральные.
Только уже после перевыборов Государственной думы в Эстонии и Сеймов в Латвии и Литве, когда встал вопрос о присоединении к Советскому Союзу (я бы назвал это инкорпорацией), значительная часть западных государств этого не признала. Хотя, по крайней мере, все главные формальности были соблюдены. И первые правительства Прибалтийских советских республик сформировались не из коммунистов, а из близких им представителей левых взглядов, что также сыграло определенную роль на переходном этапе.