Не в русских, а в прусских интересах: кому был выгоден первый раздел Польши

В условиях современной политической обстановки издавна непростые отношения между Россией и Польшей стали откровенно враждебными. С польской стороны такое положение дел во многом объясняется историческими обидами, связанными с потерей собственной государственности на значительный временной период, виновницей чего она привыкла считать Российскую империю.  О реальных причинах и последствиях тех событий говорили специалисты на прошедшем 21 сентября в Калининграде в Балтийском федеральном университете имени Иммануила Канта (БФУ им. И. Канта) международном круглом столе, посвященном 250-летию первого раздела Речи Посполитой.

Президент БФУ им. И. Канта Андрей Клемешев в своей вступительной речи особо отметил актуальность данного мероприятия. По его мнению, первый раздел Речи Посполитой является крайне значимой темой в контексте современных российско-польских отношений, так как и Россия, и Польша выступают претендентами на наследие ныне не существующих политических субъектов. Это событие уже не раз становилось объектом различных исторических манипуляций, поэтому сегодня очень востребована взвешенная и достоверная оценка его причин и последствий.

Одно из самых распространенных заблуждений, которое любят муссировать на Западе, состоит в том, что первый раздел Речи Посполитой был инициирован Россией.

В самой Польше по этому поводу сложились две исторические школы: «краковская», которая объясняет гибель государственности внутренними причинами («сами виноваты»), и «варшавская» — соответственно, ставящая во главу угла внешние («страну убили два немца и одна немка»).

В своем выступлении доктор исторических наук Юрий Борисёнок пришел к выводу, что на сегодняшний день польская историография рассматривает вопрос о разделе Польши синтетическим подходом, где в равной мере влияние оказали как внутренние проблемы, так и внешние факторы.

Точкой невозврата для польского государства теперь стало принято называть Северную войну, а ее главным «могильщиком» — Петра Великого. Принципиальная нереформируемость Речи Посполитой, ее нежизнеспособность были определены петровской дипломатией и закреплены в Ништадтском мире со Швецией. В этом свете утрата суверенитета Польшей предстает длительным процессом, когда при Екатерине II дали урожай семена, посеянные Петром еще в 1721 году.

Доктор исторических наук Федор Гайда в своем докладе подчеркнул, что на самом деле первый раздел начала Пруссия, Россия же была вынуждена присоединиться к этому процессу.

Действительно, в то время вся территория Речи Посполитой и так находилась под мягким российским протекторатом. Сама Екатерина II впоследствии считала участие в разделе проявлением собственной слабости и личным политическим поражением.

Примечательно, что «воссоединение русских земель» как идеологическое обоснование раздела было разработано в Санкт-Петербурге не сразу. До этого российская императрица рассчитывала защитить права православных белорусов и украинцев через свою сеть влияния в Варшаве во главе с королем Станиславом Понятовским, который должен был провести необходимые реформы.

Мотивацию же Пруссии в разделе подробно обосновал в своем выступлении доктор исторических наук Юрий Костяшов. По его словам, она выражалась, прежде всего, в стремлении обеспечить целостность государства, так как в то время так называемый «польский промежуток» разделял территорию страны на две части. Также он отметил, что согласно историческим документам население Кенигсберга было настроено в то время русофильски, желая сотрудничать с Россией, в отличие от остальной условной Германии.

Решающими причинами участия в разделе для Екатерины II в итоге стали геополитические. Российский протекторат над Варшавой ослабевал, король перестал быть управляемым, всë больший вес в политике Речи Посполитой приобретала ведущая великая держава того времени — Франция.  

На противостояние между Петербургом и Парижем в то время обратил внимание в своем выступлении кандидат исторических наук Алексей Кривопалов. Он заметил, что пояс из «слабеющих стран» в лице Швеции, Польши и Османской империи был выгоден Франции для сдерживания России. В сложившейся ситуации лучшим решением для последней оказалось пойти на условия Пруссии, тем самым развязав себе руки для войны с Турцией.

Белорусский взгляд на оценку тех событий представил кандидат исторических наук Александр Гронский. Он отметил, что в учебниках по истории Беларуси Речь Посполитая представляется как один из этапов белорусской государственности, соответственно, ее трагедия подается как трагедия белорусов. В отдельных монографиях для юношества доходят до того, что пишут о «разделах Беларуси».

О преследованиях православного населения в Речи Посполитой пишут подробно, но присоединение России к разделам польско-литовского государства объясняют классовыми мотивами: мол, сговор России с немцами против славян-поляков был обусловлен стремлением правящего класса дворян к крепостническому освоению земель Украины и Беларуси.

Дискурс воссоединения в одном государстве восточнославянских народов только пробивает себе дорогу и представлен куда более слабо.

О причинах гонения на православие рассказал в своем выступлении Клирик Свято-Андреевской церкви иерей Вадим Трусов. В Речи Посполитой стали опасаться растущего влияния православия в XVII веке и видели в нëм серьезную угрозу католицизму. Единственного своего защитника на польских землях православные видели только в России.

Кандидат исторических наук Максим Мегем в своем докладе отметил, что в России различение Великого княжества Литовского (ВКЛ) и Польского королевства начало разрабатываться с большим опозданием и снизу, а не сверху — с движения славянофилов, которые увидели в ВКЛ еще одно русское государство.

Говоря о последствиях раздела, доктор исторических наук Александр Полунов подчеркнул, что на полученных в результате раздела Польши землях Россия вела себя доброжелательно к местному населению, позволяя развивать им собственное национальное самосознание, не проводя русификации, сохраняя в этих народах консерватизм, патриархальность, простоту и почитание царя, но такой эксперимент в итоге оказался неудачным.

Даже после восстания 1831 года Петербург поддерживал польскую культуру, пытаясь замирить польскую шляхту и интегрировать ее в российское дворянство, что и породило многие последующие проблемы. Ставка же на общерусский культурный элемент с русским языком и православием в качестве основы государственной политики возобладала только после 1863 года.