Временная петля в Киеве: в Зеленского вселился дух Петлюры
Святослав Князев
Специальную военную операцию России на Украине часто сравнивают с событиями, которые происходили на территории Украины во время Великой Отечественной войны. С исторической точки зрения такое сравнение не совсем корректно. То, что творится сегодня на украинской земле, вызывает у историков ассоциации скорее с периодом Гражданской войны. А президент страны Зеленский напоминает не мрачного закомплексованного нациста Степана Бандеру, душившего котят голыми руками для развлечения, а авантюриста Семена Петлюру, не имевшего никаких стойких убеждений и угробившего десятки, если не сотни тысяч людей ради удовлетворения своих мелочных амбиций.
«Укровермахт», «полицаи», «четвертый рейх»: такие определения можно очень часто встретить в СМИ и блогосфере, когда речь идет о современном киевском режиме и его вооруженных формированиях. В этом есть определенный смысл, так как украинские власти подняли на щит нацистскую бандеровскую идеологию, а среди «захысныков» Незалежной — огромное количество лиц, на бытовом уровне «фанатеющих» от эстетики Третьего рейха.
Да, бойцы ВСУ и Нацгвардии делают татуировки со свастиками, носят ремни с бляхами в виде германских орлов, а самые «утонченные» даже используют в качестве личного холодного оружия кинжалы времен Второй мировой войны. Но достаточно посмотреть в TikTok ролики, снятые «всушниками» где-нибудь в зоне боевых действий, как иллюзия сходства между вермахтом и украинской армией исчезает.
Вне всякого сомнения, если киевский режим сохранится в каком-либо виде, у него есть все шансы эволюционировать в нечто вроде Третьего рейха, но пока что украинские власти куда больше напоминают петлюровщину, а сам конфликт — новый виток спирали Гражданской войны 1918–1922 годов.
Из очевидного: расстановка сил на Украине и вокруг нее практически идентична тому, что происходило сто лет назад, с той лишь разницей, что Россия представлена не двумя противоборствующими силами (большевиками и белым движением), а монолитной Российской Федерацией.
Нынешние киевские власти — это практически полная копия национал-популистского режима УНР-директории. Большая часть элиты лишь имитирует радикальный укропатриотизм (многие еще недавно были рафинированными либералами или даже сторонниками «пророссийской» Партии регионов), а бытовой национализм населения больше напоминает настроения хуторян где-нибудь под Житомиром в 1919 году, чем жизнь по нацистскому «ордунгу» и «расовой теории».
Да и ВСУ больше походит не на вермахт, а именно на петлюровскую армию — смесь из хорошо вымуштрованных, но деградировавших со временем царских солдат, обычных бандитов и сельского ополчения.
Здесь нужно особо отметить, что и сто лет назад на родном хуторе многие «остапы» и «тарасы» испытывали определенные темные желания, но демонстрировать их окружающим опасались, боясь осуждения «громады» и нагайки полицейского. Записавшись же в петлюровскую «армию», они с радостью выпускали своего внутреннего зверя: насиловали, резали людей для развлечения, грабили, напивались до скотского состояния и измывались над теми, кто раньше стоял выше них в социальной иерархии.
Петлюровцы были ничуть не менее жестоки, чем гитлеровцы или бандеровцы.
Но это была жестокость несколько иногда порядка — архаичная, пещерная, неорганизованная.
«Рыскали по комнатушкам, бегло шарили по углам и уходили навьюченные, оставив сзади взрыхленные груды тряпья и пуха распоротых подушек и перин… Надвигавшаяся ночь несла с собой неотвратимую гибель. К вечеру вся разношерстная шакалья стая перепилась досиня. Замутневшие от угара петлюровцы ждали ночи. Темнота развязала руки…», — так описывал «подвиги» петлюровцев запрещенный ныне на Украине Николай Островский.
Не то же ли самое происходило в 2014 году на «освобожденных» ВСУ и нацгвардией территориях Донбасса? Не тянулись ли из Лисичанска и Северодонецка совсем недавно караваны угнанных автомобилей, загруженных стиральными машинками, микроволновками и телевизорами?
Сформированные местечковыми олигархами в Днепре, Харькове и Киеве батальоны территориальной обороны и «муниципальной варты» до боли похожи на банды атаманов вроде Зеленого.
В союзе с Москвой против петлюровцев воюет обновленная Донецкая Республика.
Идеология и эстетика киевского режима, как и некогда в УНР, носит аграрный, хуторской и антииндустриальный характер.
Но все же главное — это фигура «вождя» и сама суть происходивших с ним превращений.
Симон Петлюра был человеком без профессии, не сумевшим получить никакого настоящего образования. Возможно, если бы в те времена уже существовали комедийные телешоу, Петлюра нашел бы себе применение, но за неимением телевидения он перебивался случайными заработками — от любительской журналистики до руководства отрядом еврейской самообороны и бухгалтерии.
Шанс на карьерный рост Петлюре подарила Первая мировая война.
В журнале «Украинская жизнь» он стал призывать украинцев «бороться за Россию до победного конца» и заверять царское правительство в том, что жители Малороссии «не поддадутся провокационным воздействиям и выполнят свой долг граждан России в это тяжелое время до конца».
В начале 1916 года ни дня не служивший в армии Петлюра вступил во «Всероссийский союз земств и городов», помогавший со снабжением войск, и нацепил на себя форму «земгусара». В 1917 году хорошо подвешенный язык и образ «своего парня» сделали его председателем «Украинской фронтовой рады» в Минске и делегатом на Первый всеукраинский военный съезд. Там он вошел в президиум, из состава которого перекочевал на должность главы Украинского генерального войскового комитета.
При этом Петлюра, хоть он и перестал быть демонстративным патриотом России, от пророссийской риторики полностью не отказался. На территории Украины были популярны идеи умеренного автономизма, и Петлюра призывал «не отделять судьбы России от судьбы Украины».
«Если Россия потерпит поражение, следствие этой катастрофы отразится и на Украине», — вещал будущий лидер самостийныков.
Но уже осенью, когда в Петрограде произошла Октябрьская революция, Петлюра почувствовал, что у него появились новые возможности, и заделался национал-популистом, спровоцировавшим конфликт между Киевом и большевиками.
Первая попытка Петлюры поймать рыбку в мутной воде провалилась. За превышение полномочий его выгнали с поста военного министра. Но конфликт разгорался, большевики перешли в наступление, и от полного краха киевских популистов спасли только немцы, включившие создание «независимой» Украины в пакет брест-литовских договоренностей.
Однако терпеть рядом с собой жуликоватых непрофессионалов немцы не захотели и заменили руководство УНР на сделавшего блестящую карьеру при бывшей власти Павла Скоропадского (очень сильно напоминающего своими повадками Петра Порошенко).
Уже осенью 1918 года западные спонсоры Скропадского потерпели крах, и Петлюра перехватил у него власть, создав режим, известный как Директория…
Как и молодой Петлюра, Зеленский некоторое время был откровенно пророссийским юношей. Он работал в Москве и публично признавался со сцены в любви к Кремлю.
Во время своей предвыборной кампании Зеленский, подобно Петлюре образца лета 1917 года, заделался политиком, призывавшим к миру с Россией на «умеренных» условиях… А затем оба превратились в ярых национал-популистов, пропагандирующих пещерный национализм и войну, кричащих «Запад нам поможет» и с ледяным спокойствием наблюдающих за зверствами своих подручных…
В 1920 году в биографии Петлюры наступил новый этап. И в этой же точке исторической спирали сейчас, похоже, оказался Зеленский. Увидев, что сил воевать с Москвой у него нет, а реальной помощи от Антанты не дождаться, Петлюра стал марионеткой Польши и «подарил» Варшаве Галичину с Волынью. Это дало ему еще около года эфемерной власти.
Точно так же Зеленский сейчас подписывает указы, приравнивающие поляков в правах к гражданам Украины под радостные возгласы польских лидеров, говорящих о том, что старой границы между Польшей и Украиной скоро не будет…
Очень многое указывает на то, что поляки, как и сто лет назад, могут вмешаться в конфликт на Украине, а потом, забрав то, что им нужно, тихо уйти, бросив своих вчерашних марионеток на произвол судьбы. Поэтому Зеленскому уже сейчас стоило бы задуматься над тем, что для его исторического предшественника все закончилось эмигрантскими скитаниями и пятью пулями из револьвера на бульваре Сен-Мишель.