Департамент внешней разведки Эстонии опубликовал ежегодный доклад об угрозах национальной безопасности республики. Среди этих угроз упоминается Российская ассоциация прибалтийских исследований (РАПИ) и организованная ею конференция «Войны и революции 1917–1920: становление государственности Финляндии, Эстонии, Латвии и Литвы», прошедшая 24 октября 2017 года в Санкт-Петербурге. Почему эстонская разведка считает угрозой безопасности исследования и научные конференции, аналитический портал RuBaltic.Ru обсудил с президентом РАПИ, профессором Санкт-Петербургского государственного университета Николаем МЕЖЕВИЧЕМ:
— Г‑н Межевич, как Вы восприняли попадание Российской ассоциации прибалтийских исследований в отчет Департамента внешней разведки Эстонии? Вас это удивило?
— Нет, не удивило. Ведь это уже второй ежегодник с участием нашей ассоциации. Я также предполагаю, что, когда в этом же году выйдет ежегодник Полиции безопасности Эстонии, мы тоже туда попадем.
Эпидемия шпиономании в Эстонии — это интересная болезнь, известная с 1920 года, причем ее особенностью является то, что сама Эстония с 20‑х годов и с середины 90‑х превратилась в проходной двор для всяческих разведок. Так, в Нарве в 30‑е годы фиксировалась активность японской разведки и британской секретной службы в Индии. Что же касается Абвера, то его сотрудники не без основания воспринимали работу в Эстонии как подготовку не только к войне с Россией, но и к возвращению этих земель в немецкое культурное, экономические и политическое пространство.
Но когда с настоящими шпионами проблема, начинается охота на своих и чужих историков, экономистов, журналистов. Это не только проявление глубоких исторических комплексов, но и индикатор общей слабости государства и общества.
В результате этих комплексов в Эстонии, Латвии и Литве вместо исторической науки — историческая мифология. Примитивизированная до уровня средней школы.
— В самом деле, в отчетах прибалтийских спецслужб традиционно много внимания уделяется ученым, журналистам, культурным организациям. Все они перечисляются в контексте угрозы национальной безопасности. С чем, по Вашему мнению, связана такая высокая оценка их деятельности?
— Объясняется это следующим образом. Сколько бы ни повышали прибалты расходы на оборону, сколько бы ни расширяли парамилитарные формирования и военное присутствие НАТО в своих странах, в этом же ежегоднике эстонской разведки, который мы сейчас обсуждаем, написано, что они не верят в прямое военное нападение России. Подчеркнем этот тезис и положим его в основу нашего анализа.
Итак, в военное нападение они не верят. Многократно министры обороны, министры иностранных дел Эстонии в разном контексте говорили, что прямой военной угрозы со стороны России нет.
Но тогда возникает вопрос: а за что получают зарплату в Полиции безопасности, Департаменте внешней разведки и так далее?
Террористы как-то не очень интересуются Эстонией, Латвией или Литвой. Безусловно, правительства этих стран с этим можно только поздравить: это хорошо, когда вами не интересуются террористы. Только вряд ли это происходит за счет блестящей работы местных разведчиков и контрразведчиков. Просто страны Балтии для террористов — это как неуловимый Джо из советского анекдота, который неуловим, потому что его никто не ловит, он никому не нужен.
С точки зрения эстонской политической элиты, защита национальной безопасности состоит в защите исторической концепции.
А историческая концепция Эстонской Республики напоминает сито. Некий набор произвольно скомпонованных фактов. И всё, что в эту причудливую ткань не вписывается, противоречит сиюминутному политическому заказу, — всё безжалостно вырывается.
Поэтому вы не найдете в классических трудах эстонских историков и в эстонских учебниках рассказа о том, почему эстонская армия воевала на территории Советской России. И не просто воевала, а оккупировала Псков.
Ни один эстонский политик ничего на эту тему не скажет, и ни один эстонский историк ничего на эту тему не напишет. Потому что в противном случае придется объяснять, что эстонская армия делала на территории России. Почему дважды с территории Эстонии на территорию России (конкретно — на Петроград) наступали белогвардейские части, которые сопровождались военной поддержкой и были прикрыты с тылу эстонскими частями.
То есть Эстония участвовала в прямой военной агрессии в отношении территории, которую никогда не считала своей.
Мы помним, что на этот момент, на 1919 год, говорить о границах нельзя, поскольку ни одна, ни другая сторона ничего на эту тему не подписала. Но, опять же, эстонские историки, в том числе занимающие весьма националистические позиции, нигде не пишут о том, что Псков — это город, где древние эсты жили со времен Ноева ковчега, а то и динозавров. Тогда что же там делала эстонская армия?
Эстонская армия оккупировала часть Советской России — это было, но нигде в Эстонии вы не найдете об этом ни единого слова.
Другой вопрос. Что произошло с отступающими белыми? Они белые, но они русские. Почему Северо-Восточная Эстония усеяна их могилами? Почему они были замучены, лишены медицинской помощи, ограблены вместе с их семьями? Как это согласуется с существовавшими на тот момент нормами международного гуманитарного права? Молчание. Мы никогда не узнаем от эстонских пропагандистов, включая историков, что Нарву в состав Эстляндской империи передала российская власть на стыке Временного правительства и первого советского правительства.
И что именно Временное правительство санкционировало образование этнической Эстонии, разделив Лифляндскую губернию на две части: ту, в которой жили эстонцы, и ту, в которой жили латыши.
И эстонская, и латышская интеллигенция неоднократно обращалась к Санкт-Петербургу с просьбой это сделать. Но императорский Петербург, принимая во внимание интересы остзейских немцев, от этого отказывался. А вот Временное правительство пошло навстречу: пусть будет федеративная Россия. Правда, оно никак не рассчитывало, что часть этой федеративной России, Эстония, нападет на другую часть России.
Мы никогда не узнаем от наших эстонских коллег, как людьми, не имеющими никаких полномочий от народа, провозглашалась Эстонская республика в тот момент, когда красные из Ревеля уже уходили, а немцы в Ревель еще не вошли. И как то же самое пытались сделать в 1944‑м.
— Но об этом могут сказать историки других стран. Сказать и предложить прибалтийским коллегам обсудить эти темы.
— Ни эстонские политики, ни эстонские историки в принципе не хотят обсуждать никакие вопросы собственной истории с кем бы то ни было, включая финнов.
Произошло некое замыкание, свертывание исторического пространства.
При этом историки Эстонии, Латвии и Литвы претендуют на какие-то российские и советские архивы на том основании, что они имеют отношение к соответствующим странам. Делая в то же время всё, чтобы уничтожить практику совместных исследований, объявить шпионом любого историка, который приехал в Россию.
— В отчете Департамента внешней разведки упоминается конференция РАПИ «Войны и революции 1917–1920: становление государственности Финляндии, Эстонии, Латвии и Литвы». О ней говорится как о примере псевдонаучного пропагандистского мероприятия. Что Вы можете ответить на это утверждение?
— Конкретные претензии? Хоть одна? Что мы там делали? Топтали эстонский флаг? Отрицали факт независимости Эстонии? Отрицали легитимность Эстонского государства? Нет. Нет и еще раз нет. Более того, на той конференции присутствовали историки из Финляндии. Однако в докладе эстонских «товарищей» Финляндия почему-то не упоминается. Потому что Финляндия не считает необходимым на государственном уровне реагировать на конференцию академического сообщества, даже если бы на ней было сказано что-то, что предполагает двойные трактовки.
Еще конкретнее, в Финляндии демократия, а в Эстонии ее никогда не было… ну, может быть, с 1920‑го по 1924 год.
В Эстонии готовы бросаться на любую записку, справку, упоминание о тех особенностях исторического процесса, которые мы наблюдаем в последние сто лет или в предшествующие века.
Такое некритичное отношение говорит о предельной слабости, уязвимости позиции.
Потому что немецкие историки, к примеру, не стесняются обсуждать с иностранными коллегами любые вопросы своей истории. Включая весьма непростую историю Первой мировой войны и политику Германской империи на оккупированных землях. И что уже совсем невероятно — историю Второй мировой войны и политику Третьего рейха на оккупированных землях.
Только вчера в нашем университетском магазине я купил интереснейшую книгу Фрица Фишера «Рывок к мировому господству. Политика военных целей кайзеровской Германии в 1914–1918 годах». Чем интересна эта книга? Гигантское разнообразие оценок. Автор имеет свою концепцию, но он указывает на все остальные и, кстати, приводит блестящую фактуру по эстонской, латвийской и литовской независимости.
Он прямо указывает, что немецкое военное командование взлелеяло, вскормило, вспоило прибалтийскую независимость.
Цитируя архивные документы, немецкий историк это пишет. Но только попробуйте с этим тезисом выйти в Таллин! Им уже в Петербурге не нравится, когда этот тезис упоминается.
— В докладе эстонской разведки есть пассаж о том, что Москва ищет историков из стран Балтии, чтобы их участием легитимировать свои пропагандистские мероприятия. Это такой сигнал своим историкам не ездить в Россию, не участвовать в российских конференциях, не общаться с российскими коллегами?
— Это не просто сигнал. Сигналы идут уже много лет. Это последнее предупреждение, после которого в родной стране можно стать персоной нон грата. Перейти из университетских профессоров в ассенизаторы. Вряд ли немногочисленным историкам Прибалтики придется пройти через ужасы концлагерей, а вот сменить профессию, если они будут ездить в Россию, точно придется.
Не хочет Таллин дискуссии, потому что вести ее не может, не умеет.
Потому что вся концепция их государственности построена на нарушении прав человека, на отказе от принципа «нулевого гражданства» в Эстонии.Поэтому поднятие любой информации по 1991 году ведет к делегитимизации Эстонского государства. А что касается событий столетней давности, то станет очевидно, что одни и те же люди — основатели Эстонии — служили и немцам, и Временному правительству, и помогали белым, и заключали соглашения с красными, и отказывались от взятых на себя обязательств. Подобный цинизм в мировой истории встречается нередко, но со стороны Эстонии его в конце концов можно было бы и признать.
Цинизм и предательство 1918–1919 годов удачно сочетаются с обманом сотен тысяч русских, которые искренне проголосовали за независимость, а потом превратились в людей без гражданства.
Однако сегодня права на альтернативное мнение представители общественных наук Эстонии, Латвии и Литвы не имеют.
— А раньше имели?
— Раньше сама трактовка национального мифа в Эстонии, Латвии и Литве была довольно широкой. Она позволяла каждому историку маневрировать и находить какую-то удобную для себя нишу.
Вот сейчас я сниму с полки выпущенную по горячим следам 1991 года книгу «Очерки истории эстонского народа», написанную премьер-министром Эстонии в 1992–1994 годах Мартом Лааром в соавторстве. Март Лаар — профессиональный историк, мы с ним несколько раз встречались на разных научных мероприятиях (кстати, прошу эстонскую разведку проверить господина Лаара в связи с вновь открывшимся фактом его знакомства со мной). Сейчас я найду свои любимые цитаты…
Вот. Страница 120. «25 мая Псков был в руках эстонцев», — пишет Март Лаар. А почему, скажем, не Хабаровск, не Владивосток? Страница 112. «24 февраля во второй половине дня город был обклеен манифестами о независимости. 25 февраля город был украшен флагами. В полдень немцы вошли в город и без происшествий отобрали власть у эстонцев».
То есть мы провозгласили независимость, на два часа украсили город флагами, а еще через несколько часов пришли три немецких велосипедиста и эту независимость отменили.
Настоящая независимость так не провозглашается. Все ведь это понимают. Отсюда постоянная, генетическая зависть эстонского политика к политику финскому и политику польскому. Потому что, как бы мы с вами ни относились к современной Польше или Польше 1920‑х годов, к Качиньскому или Пилсудскому, мы прекрасно помним, что свою независимость молодое Польское государство отстояло и отвоевало.
Равным образом, при всём осуждении конфликта между белыми и красными финнами, у нас не вызывает никаких сомнений то, что свою независимость Финляндия не получила из рук Ленина, а отстояла в боях. Свою версию, свою концепцию независимости Финляндия, если угодно, выстрадала. Цена польской государственности — восстания каждые тридцать лет в XIX веке, советско-польская война, героизм миллионов поляков.
А вот Эстония, Латвия и Литва свою независимость получили за счет уникального стечения обстоятельств.
Не было бы Брестского мира и Компьенского соглашения, не было бы и указанных стран.
Но это издано в издательстве «Купар» (Таллин) в 1992 году, не 2012‑м. Теперь политика памяти в Прибалтике базируется на принципиально новом, хотя и необычном подходе, озвученном министром образования Эстонии Яаком Аавиксоо при вступлении в должность. Экс-министр отмечал в газетах и в журнале Diplomaatia в марте 2011 года: «Информационное самоопределение на уровне национального государства также означает, что никто не может вынудить нас говорить правду, если мы сами этого не хотим. И с нашей стороны было бы глупо винить другие государства, если они не хотят всегда говорить правду».
Самое интересное даже не факт «геноцида» исторической науки, самое интересное в том, что министра поддержала значительная часть академического сообщества.
Отсюда такая нервическая, параноидальная реакция политиков этих государств на исторические исследования их прошлого. А в данном случае — реакция разведчиков, которые выступили как непрофессиональные политики и совсем уж непрофессиональные историки. Это реакция страуса, упорно пытающегося спрятать голову среди брусчатки Ратушной площади.
Однако еще раз следует подчеркнуть, что наше отношение к некоторым моментам истории региона не означает того, что мы как-то умаляем или отрицаем тот факт, что Советская Россия признала независимость Эстонии, Латвии, Литвы в 1920 году, а Российская Федерация — в 1991‑м.