Превратить белорусов в поляков: из чего вырос белорусский национализм

Идеи политической консолидации восточных славян возникли на подконтрольных Речи Посполитой землях Западной Руси (будущих Украины и Беларуси) как реакция на возрастающее польско-католическое давление. Однако тогда же возник белорусский национализм, ставший антиподом западнорусизма — идеологией, которая отрицает единство белорусов и русских. Эта идеология, напротив, была и остается инструментом укрепления польского влияния в Беларуси.

Белорусский национализм, отрицающий национальную общность русских и белорусов, возник как побочный продукт противостояния русского и польского (в более широком смысле — западного) начал, как следствие ситуации геополитического и цивилизационного пограничья, в которой оказалась историческая Западная Русь.

Польша, осуществляя экспансию на западнорусские земли, пыталась интегрировать их как неотъемлемую составляющую своего национально-культурного пространства. На протяжении XVII–XVIII веков западнорусская аристократия была практически полностью полонизирована. Поэтому необходимо было подвести под теоретическое начало разрыв между польской по культуре и самосознанию аристократией и православными или обращенными в унию «русинами», составлявшими простонародье.

Довольно быстро полонизация литовско-западнорусской аристократии была осознана в терминах цивилизационного превосходства польской культуры: Польша несет народам Литвы и Западной Руси более высокую культуру, соответственно, приобщение к ней простонародья есть благо и желаемая цель.

В частности, о желательности скорейшей польской ассимиляции «русинов» высказывался небезызвестный Тадеуш Костюшко.

Одновременно с этим происходило романтическое осмысление литовской и западнорусской этнографической и исторической специфики в рамках польского национального нарратива. Наиболее характерным примером может служить творчество Адама Мицкевича, который был пламенным польским патриотом, однако посвятил немало проникновенных строк родной «Литве» (Мицкевич был уроженцем Новогрудка, на основании чего в современной Беларуси его считают белорусским поэтом).

В Беларуси в первой половине XIX века появилась целая плеяда польских писателей (Ян Чечет, Владислав Сырокомля, Ян Барщевский), которые в своих произведениях обращалась к местным мотивам и темам, а также ограниченно использовали литературно обработанные белорусские говоры — разумеется, применяя польский шрифт и лексически насыщая их полонизмами.

Аналогичные процессы шли и среди польской шляхты правобережной Украины, где в этот период на волне романтического подъема возникает «украинская» литературная школа.

Присоединение восточных земель Речи Посполитой к России и начало здесь «западнорусского возрождения» вынуждали местные польские элиты настойчиво подчеркивать, что местные «русины» отличаются от великороссов-«москалей» и, более того, не имеют с ними ничего общего.

Понятия «Русь» и «Москва», «Русь» и «Россия» начинают противопоставляться. Свое концентрированное выражение эти идеи нашли в творчестве небезызвестного Франтишка Духиньского, для которого «Русь» (то есть восточные земли былой Речи Посполитой) являлась воплощением славянских и европейских начал, в то время как Москва

В сходном духе выдержана и риторика Викентия («Кастуся») Калиновского, который во время восстания 1863 года обращался к белорусским крестьянам как к «мужикам земли польской», занимался обличением и диффамацией «москалей», при этом апеллировал к унии как к исконной «вере предков».

Таким образом, в польском национальном нарративе, складывавшемся в среде полонизированной шляхты, Западная Русь осмысливалась как неотъемлемая, хотя и своеобразная часть Польши, и это своеобразие использовалось для противопоставления «русинов» и «москалей».

Польское восстание 1863 года оказалось поворотным событием, после которого стал очевиден кризис «польского дела» на бывших восточных окраинах Речи Посполитой, которые все более «русифицировались» и интегрировались в рамках Российской империи, превращая местных поляков в изолированное меньшинство. Мечта о возрождении Речи Посполитой в границах 1772 года (первый раздел) становилась все более призрачной, и в этих условиях в сознании определенной части местной шляхты происходит переворот.

Следует отметить, что белорусская мелкая шляхта представляла собой специфическую прослойку, которая, находясь под сильным польским влиянием, вместе с тем не была полностью интегрирована в польский национально-культурный контекст: в быту разговаривала на сильно полонизированных белорусских диалектах, а по образу жизни зачастую мало чем отличалась от обычных крестьян.

Именно этой группе было легче всего «выпасть» из поля притяжения польской культуры по мере ее схлопывания на белорусских землях.

В то же время, поскольку культурная матрица этой группы была сформирована под польским влиянием, ее русификация была также затруднена. Мелкая шляхта впитала в себя все предубеждения и фобии против России и русских, характерные для поляков.

Именно эта группа и заявила о себе как о носителях нового белорусского национального сознания, противопоставленного как полякам, так и русским. Новое национальное движение заявило о себе прежде всего на литературно-языковом поприще, приступив к выработке особого литературного языка, который стал бы символом отличия от русских и поляков.

За основу этого языка были взяты сильно полонизированные говоры в основном северо-запада Беларуси, откуда и были родом большинство деятелей «белорусского возрождения».

Польский бэкграунд «отцов-основателей» белорусского движения проявился и в том, что новый язык создавался первоначально на основе польской латиницы, которая, однако, постепенно видоизменялась, дрейфуя в сторону чешского варианта. Но поскольку белорусские националисты обращались к православному большинству, им пришлось все чаще прибегать к кириллице (также видоизмененной в сравнении с русской графикой), которая постепенно полностью вытеснила латиницу.

Впрочем, сегодня белорусская латиница активно возрождается в современной Беларуси, прочно прописавшись на дорожных указателях и вывесках под видом транслитерации для иностранных туристов. Можно сказать, происходит своеобразное возвращение к истокам.

Белорусское движение сразу же оказалось в фокусе геополитических коллизий, разворачивавшихся на западных окраинах Российской империи.

Поляки относились к нему двойственно.

С одной стороны, им не мог понравиться выраженный антипольский пафос белорусского национализма, поэтому, когда Польша в межвоенный период взяла под контроль Западную Беларусь, белорусский национализм там преследовался.

С другой стороны, поляки активно помогали белорусским националистам в их борьбе против России, так что некоторые русские публицисты объявили белорусский национализм, равно как и украинский, плодом исключительно «польской интриги».

В раскручивании антирусских национальных движений на западных окраинах Российской империи были также заинтересованы Германия и Австрия — главные конкуренты России за доминирование в Восточной Европе в начале ХХ века.

Характерным проявлением этого стала верноподданническая телеграмма, отправленная на имя немецкого кайзера деятелями Белорусской народной республики в 1918 году.

Белорусский национализм вполне закономерно стал частью революционного движения, разворачивавшегося в России в начале ХХ века. Поэтому, когда в 1917 году грянула революция, белорусские националисты вместе с другими антисистемными движениями были вынесены на поверхность и получили шанс реализовать свои притязания.

Продолжение следует...