Историк РАН: срок за отрицание «Голодомора» на Украине — насилие над наукой
Сергей Рекеда
В конце января в Верховной раде Украины был зарегистрирован законопроект «О внесении изменений в некоторые законодательные акты Украины относительно установления ответственности за отрицание факта правомерности борьбы за независимость Украины в XX веке, факта Голодомора 1932–1933 годов в Украине». Согласно документу, предполагается ввести штрафы и установить уголовную ответственность за «неверную» интерпретацию отдельных исторических моментов. О том, чем может обернуться подобное нововведение для российских и украинских исследователей, портал RuBaltic.Ru поговорил с доктором исторических наук, директором Института российской истории РАН Юрием ПЕТРОВЫМ:
— Юрий Александрович, когда Вы впервые узнали об этом законопроекте, какая мысль возникла у Вас?
— Мысль была такая, что теперь трудно даже решить, что делать, если пригласят в Киев на конференцию по данной теме. Это будет публичным нарушением закона? Уже задумываешься, а надо ли ехать.
— Когда я увидел формулировку о «борьбе за независимость», то у меня, как у историка, возник вопрос: а где, собственно, границы этой борьбы? Получается, что всех можно под этот закон подвести...
— Да, при желании это можно на весь тысячелетний период существования Руси и России распространить.
Такие формулировки абсолютно не историчные, а политически заостренные. Речь о борьбе за независимость имеет политический подтекст — здесь подразумевается независимость от России. А когда украинские земли входили в состав Речи Посполитой? Гоголь, когда писал «Тараса Бульбу», имел в виду эту борьбу, борьбу с поляками. А вот эти господа из Киева — кажется, что для них главный враг только Россия, а со всеми остальными украинцы будто никогда не боролись.
— Но согласитесь, ведь не могло так случиться, что после 2013–2014 гг. все историки на Украине резко поменяли свои методологические установки. Остались ли среди них партнеры у наших, российских историков?
— Остались, но они очень осторожны и не особо идут с нами на контакт. Иногда даже бывают ситуации, когда по телефону звоним, а нам громко — так, чтобы было слышно «где надо», — заявляют: «С оккупантами мы иметь дело не будем!»
Я думаю, что там сейчас действует политическое давление и страх.Это, конечно, никакая не добровольная смена методологии и убеждений. Это прямое, я бы сказал, насилие над наукой, над историей.
— Как Вы считаете, не приведет ли такое переписывание истории к еще большему расколу между Россией и Украиной на общественном уровне?
— Приведет. Эти господа, которые инициируют данный закон, как раз апеллируют к тому, что это вызовет консолидацию нации, подъем патриотизма на Украине и т. д. Однако мне кажется, что будет совершенно наоборот.
Они накидывают, так сказать, уздечку на значительную часть людей в той же Украине, у которых иное мнение. Какая тут консолидация?
Мне кажется, что это приведет прежде всего к обострению противоречий в самом украинском обществе.
— Во что это может вылиться, как Вы думаете?
— Начнется «охота на ведьм», когда будут отслеживать, кто, где, кому и что сказал. Это будет похоже на комиссию Маккарти в США и борьбу с антикоммунизмом. Надеюсь, что у политиков всё-таки хватит разума, хотя бы из чувства самосохранения, на то, чтобы этот закон не принимать. Он явно не добавит преференций украинскому руководству в западном общественном мнении, вряд ли он принесет больше спокойствия украинскому обществу. В общем, это закон с гнильцой, который может сыграть прямо противоположную замыслу инициаторов роль.
— Вы наверняка помните недавно вышедший сборник архивных документов «Советская модель экономики: взаимоотношения союзного центра и Прибалтийских республик. 1953 г. — март 1965 г.», который фактически разбивает фактами «оккупационную доктрину» Прибалтики. А ведь в этих постсоветских республиках тоже есть криминализация отрицания «идеологической истории», и диалога не получается с нашими прибалтийскими коллегами…
— Не слишком получается, да. У нас есть российско-литовская, российско-латвийская комиссии историков и т. д., но они сейчас находятся в анабиозе, поскольку именно по таким политическим мотивам мы не можем пока найти нормального поля для взаимодействия.
— Видимо, поэтому много шума наделал этот сборник. В Прибалтике его очень резко восприняли...
— Что значит «резко»? Это же документы. Если они считают, что они неверные, то, пожалуйста, пусть опровергают.
А просто говорить, что это пропаганда и клевета, — это какая-то нерациональная реакция, которая, к сожалению, сейчас преобладает. Много истерики и мало анализа и диалога.
— Как Вы думаете, не пойдет ли наш диалог с украинскими историками в академической среде по такому же, прибалтийскому, пути, когда мы 25 лет пытались найти точки соприкосновения, но диалог всё равно «находится в анабиозе»? Или всё-таки эмоции сойдут, и мы вернемся к рациональным отношениям?
— Если бы я ответил на этот вопрос, то был бы не историком, а пророком, но мое мнение такое, что этот морок, умопомрачение, которое овладело значительной частью украинской элиты, должно сойти. Сколько для этого понадобится времени, я не знаю, но уверен, что мы вернемся к нормальному научному диалогу, а не продолжим заниматься обвинениями в адрес друг друга.