Эксперт: позиции «Газпрома» в Европе стабильны минимум до 2030 г.
Александра Рыбакова
Министры энергетики стран G7 в ходе встречи в Риме 6 мая разработали план из 13 пунктов с целью снизить зависимость Европы от российских энергоносителей. Среди прочего, предлагается поставлять сланцевый газ из Северной Америки. Возможность реализации этой инициативы, а также альтернативные варианты развития событий и их влияние на балтийские республики для портала RuBaltic.Ru прокомментировал директор по энергетическому направлению, руководитель Энергетического департамента Фонда «Институт энергетики и финансов» Алексей ГРОМОВ:
- Г-н Громов, из Европы сейчас всё чаще слышны призывы создать какие-либо инструменты сдерживания и влияния на энергетическую политику России, вплоть до создания «энергетического ОБСЕ». Как Вы думаете, эти идеи сродни блефу или в Европе всерьёз намерены ослабить энергетические связи с Россией?
- Думаю, что энергетическая политика Европы в ближайшие годы действительно будет ориентирована на ослабление связей с Россией, другое дело – это не будет происходить так радикально, как описывают некоторые политические деятели.
Энергетическая взаимосвязь России и Европы достаточно высока, особенно в сфере природного газа. Разорвать её в ближайшие годы просто невозможно.
Впрочем, политика, направленная на постепенный уход от значимого количества российских энергоносителей в Европе, началась не вчера. Она осуществляется путём замещения российского газа, ресурсы начинают получать и из других источников. Буквально за последние десять лет доля российского газа в газовом балансе Европы сократилась с 46% до 35%. Эту нишу занял норвежский газ и сжиженный природный газ из Катара. Это первое направление, по которому Европа стремится диверсифицировать свою энергетическую политику от России.
А второе направление – развитие возобновляемых источников энергии, которые на европейском рынке всё больше теснят природный газ.
- Один из обсуждающихся вариантов диверсификации энергопоставок - доставка сланцевого газа из Северной Америки. Насколько реальны эти планы? Готовы ли сейчас производители сланцевого газа в США к такому росту спроса на их продукцию?
- Эти перспективы на данный момент являются маловероятными. Экономическая рентабельность таких поставок возможна лишь в случае, если цены на газ в США сохранятся на низком уровне. Условно говоря – менее 4 долларов за миллион британских термальных единиц. А цена американского газа уже выше этого показателя.
По данным за конец апреля она составляет 4,7 доллара и, видимо, будет продолжать расти.
А с учётом дополнительных затрат на сжижение и транспортировку в Европу этот бизнес становится малорентабельным для американских компаний. Поэтому здесь не всё будет зависеть от желания Европы. Бизнес в США ориентирован, в первую очередь, на получение прибыли.
Сегодня основной интерес по поставкам этого газа ориентирован на страны азиатского и тихоокеанского региона, а не Европу.
- В начале мая еврокомиссар по энергетике Гюнтер Эттингер высказался за идею единой цены на газ для всей Европы. Возможно ли реализовать эту идею? Не помешает ли этому наличие долгосрочных контрактов с «Газпромом»?
-Эта идея вынашивается в Евросоюзе довольно давно. В этом и состоит одна из задач Третьего энергопакета, который вступил в силу в 2009 году. Он был ориентирован на создание единого газового рынка в ЕС – с едиными правилами и ценами. Чтобы механизм в действительности заработал, необходимо, чтобы большая часть объёмов природного газа, реализуемого в Европе, продавалась в рамках спотовой торговли газом. А уже цены контрактов были бы привязаны к индексам спотовых цен, которые устанавливались бы на европейских торговых площадках. В этой связи очень многое будет зависеть от переговорной политики «Газпрома». Сегодня на его долю приходится основная часть долгосрочных контрактов, действующих с европейскими партнёрами. И если «Газпром» будет настаивать на сохранении действующих формул ценообразования в его контрактной системе, то эти идеи еврокомиссара останутся на бумаге вплоть до истечения долгосрочных контрактов.
- Каким странам может быть выгодна единая цена на газ для Европы? Только восточноевропейским, особенно Прибалтике, которая жалуется на завышенные цены? Но для Германии, наоборот, газ предоставляется по довольно комфортным тарифам, не будет же Берлин от них отказываться…
- Единая цена - не значит дешёвая. Точно так же приход сланцевого газа в Европу не означает, что он будет недорогим. Такие риски существуют в связи с инициативами, которые сегодня продвигает европейская комиссия в этом вопросе. Первый момент – если цена будет устанавливаться на основе спотовых торгов природным газом в условиях незримости европейского рынка, это приведёт к высоким колебаниям цен. В один период, когда спрос на газ невысок, они могут быть действительно низкими. А в пиковые периоды потребления цены могут просто зашкаливать. Такой опыт уже был в Великобритании.
Что касается того, кому это может быть выгодно – все страны будут в более-менее равных условиях, так как от волатильности газовых поставок никто не застрахован. Сегодня прямой выгоды от инициируемых нововведений для конкретных европейских стран я не вижу.
- На днях латвийский премьер Страуюма заявила, что американские газовые компании могут выйти на латвийский рынок в течение двух лет. Латвийское руководство также ждёт, что к 2016 г. Литва сможет поставлять газ, полученный через терминал СПГ в Клайпеде, в Латвию. Не выдаёт ли г-жа Страуюма желаемое за действительное?
- Пусть американский газ приходит в Клайпеду. Пусть они его отправят на свои нужды. Просто надо понимать, что он будет гораздо дороже, чем сегодня страны Балтии покупают его у России.
Нельзя ориентироваться в долгосрочных прогнозах по ожидаемым поставкам того же американского газа на европейский рынок на те цены, которые складывались на «Хенри хабе» ещё два года назад.
В 2012 году цена газа составляла 2-2,5 доллара за миллион британских термальных единиц. Сегодня – 4,7 доллара, цена будет расти и дальше.
Если газ американский и придёт в Европу, он будет стоить значительно дороже российского. А чего, собственно, добивались Латвия, Литва и другие страны, пытаясь диверсифицировать свои источники природного газа? Если только снизить зависимость от России – тогда да, а если рассчитывают на дешёвый газ, этого не будет.
- Литва не оставляет попыток реализации собственного проекта – СПГ-терминала в Клайпеде. Как Вы считаете, насколько высоки у литовцев шансы на успех? Есть ли смысл в его реализации?
- Смысл может быть лишь политический. Видимо, страна хочет уйти от стопроцентной на данный момент зависимости от российского газа. Что касается экономики, тут большие вопросы. В Европе за последние пять лет было реализовано достаточно СПГ-проектов, сегодня создана разветвлённая инфраструктура по приёмке СПГ на территории ЕС.
Надо сказать, что рыночная конъюнктура сегодня складывается таким образом, что эти мощности нагружены в среднем меньше, чем на 20%. Это означает, что СПГ не приходит в Европу, так как цены там сегодня неблагоприятны.
И почти все его объёмы, производимые сегодня на рынках, уходят в страны азиатского и тихоокеанского региона, который берёт газ по любой цене.
Конечно, Литва может построить терминал, и, скорее всего, его реализует. Но чтобы СПГ пришёл туда, необходимо гарантировать приятные цены для экспортёров.
- Каким образом на эти европейские инициативы может отреагировать российский монополист «Газпром»?
- Он будет реагировать достаточно спокойно. Сегодня, в соответствии с действующими контрактами, у «Газпрома» законтрактовано до 2020 г. 180 млрд. кубометров газа. Эти объёмы зафиксированы на бумаге, и европейские страны обязаны их выбирать. До 2030 г. уровень законтрактованности несколько снижается и составляет порядка 140 млрд. кубометров в год. Поэтому до этого времени позиции монополиста на европейском рынке достаточно стабильны. У нас есть время, чтобы выработать оптимальные пути взаимодействия с Европейской комиссией и ЕС на предмет того, каким будет будущее этих контрактов после 2020 и 2030 годов. Будет длительный процесс переговоров и согласования всех моментов. Но серьёзных угроз для позиций «Газпрома» на европейском рынке я не вижу.