Почему Восточная Европа превратилась в брюссельскую колонию?

Приближается 1 ноября — день рождения Европейского союза. Несмотря на величие целей, проект ЕС так и не смог обеспечить процветание и благополучие для всех его участников, а отдельные страны и народы были ввергнуты в нищету. Основная причина этого заключается в том, что расширение Евросоюза в последнее десятилетие попросту не имело под собой экономичесских обоснований.

«История успеха» младоевропейцев

Среди стран с несостоявшейся евромечтой оказались многие восточноевропейские государства, в том числе и прибалтийские республики. Войдя в состав ЕС, новоевропейцы не смогли выдержать экономической конкуренции с более сильными игроками. Некогда промышленно развитая экономика новых стран-участниц была вынуждена переориентироваться на сферу услуг, а единственным факторам извне, поддерживающим хоть какую-то стабильность, стали деньги из еврофондов.

Еще на этапе ассоциированного членства младоевропейские государства были вынуждены уступить свои внутренние рынки более дешевой продукции развитых стран ЕС. Для того, чтобы иметь возможность составить конкуренцию этим товарам, предприятия новоиспеченных европейцев должны были пройти тотальную модернизацию, снизить издержки и энергозатраты, повысить производительность труда и овладеть новыми технологиями. Подобная трансформация экономики является непростой и долгосрочной задачей, поэтому новые страны-члены ЕС предпочли пойти более простым путем деиндустриализации.

Например, в Латвии были ликвидированы такие крупные предприятия, как «РАФ», «ВЭФ», «Альфа». В Литве — закрыта Игналинская АЭС, лишившая жителей республики энергетической независимости, которую сегодня официальный Вильнюс пытается восполнить различными дорогостоящими проектами. Эстония также была вынуждена закрыть ряд заводов и уменьшить выработку электроэнергии, а Польша — ликвидировать угольную промышленность и остановить работу Гданьской судоверфи.

Серьезные потери понесло сельское хозяйство. После вступления в ЕС прибалтийским фермерам пришлось существенно сократить поголовье скота, а за производство молока сверх разрешенного Брюсселем уровня страны Балтии стали подвергаться регулярным штрафам. Урон был нанесен и рыбной промышленности. По схожему лекалу происходили трансформации экономик большинства младоевропейских стран, присоединявшихся к Евросоюзу.    

У евроскептиков есть свой ответ на подобные «истории успеха». По их мнению, проект ЕС изначально создавался и продолжает поддерживаться с целью завоевания новых рынков сбыта продукции и источников дешевой рабочей силы для Германии и Франции. Сегодня подобная позиция представляется несостоятельной, ведь именно Берлин и Париж как ядро европейского проекта несут на себе груз в виде слаборазвитых республик Евросоюза. Дешевую рабочую силы можно получить куда более простыми и малозатратными способами, о чем свидетельствует немецкий опыт с мигрантами из Турции, или французский — с алжирскими рабочими.

Рынки сбыта на периферии ЕС — лакомая добыча для «колонизации». Необходимость «тянуть» депрессивные страны, в свою очередь, оказывает негативное влияние на общий бюджет ЕС, тормозя экономическое развитие всего союза. В конечном итоге наличие стран-участниц «второго сорта» ставит под вопрос саму суть региональной интеграции, подрывая фундамент проекта ЕС. Попытки сгладить диспропорции различных регионов ЕС обходятся Брюсселю в сотни миллиардов евро.

Евросоюз «второго сорта»

Планировалось, что проблему неравномерности развития стран-членов Европейского союза решит региональная политика. С помощью политики сплочения (cohesion policy) бедным регионам должна была оказываться поддержка в конкуренции на едином европейском рынке. С течением времени депрессивные страны должны были догнать своих более развитых соседей.

Региональная политика ЕС прошла длинный путь эволюции. Каждый новый ее виток учитывал ошибки предыдущего и в итоге была создана достаточно перспективная система мер по сокращению разрыва в экономическом развитии между участниками союза. Однако с каждым этапом расширения межрегиональные контрасты в ЕС только усиливались.

В 2005 году на интеграцию 12 новых стран-членов Евросоюза, среди которых находились и прибалтийские республики, было выделено 160 млрд евро (финансовый период 2005–2013 гг.). Младоевропейцы, еще не умеющие распоряжаться деньгами из брюссельских фондов, просто не успевали осваивать финансирование в подобных объемах. Актуальной стала проблема нецелесообразности расходования еврофондовских средств в новых странах ЕС. По данным опроса

Расходуя средства еврофондов главным образом на инфраструктуру, те же прибалтийские республики нисколько не инвестировали в остатки своей промышленности. А ведь именно создание новых рабочих мест в промышленном производстве позволило бы молодым латвийцам найти работу на родине и не уезжать поднимать экономику другого региона, тем самым усиливая межстрановые диспропорции.

Младоевропейцы сами не использовали и не используют возможностей региональной политики ЕС. Объективно не соответствуя критериям вхождения в Европейский союз, ряд новых стран-участниц, попавших туда по милости евробюрократии, продолжает бездействовать и сегодня, несмотря на все возможности для развития, которые дает им Брюссель. Эти государства добровольно принимают статус колоний и соглашаются с ним. Ведь в любом союзе финансовые и человеческие ресурсы будут перемещаться из менее развитого региона в регион с более высоким уровнем экономического развития.

Издержки единой валюты

Ситуацию с новыми членами ЕС усугубил переход восточноевропейских и прибалтийских республик на единую европейскую валюту. Дело в том, что Евросоюз до сих пор так и не стал оптимальной валютной зоной — образованием, все участники которого получают значительную выгоду от использования единой валюты. А если подобный союз не соответствует оптимальному состоянию, то издержки от членства в нем превышают потенциальные преимущества.

Идейный вдохновитель создания Еврозоны, автор теории оптимальных валютных зон Роберт Манделл предлагал следующие критерии оптимальности: внутренний размер региональной торговли, мобильность рабочей силы, фискальный федерализм.

Выигрыш государства-участника валютного союза (как и любого другого экономического союза), будет тем больше, чем плотнее его народное хозяйство интегрировано в экономику валютной зоны. Большая часть членов ЕС экспортирует 10–20% от своего производственного объема в другие страны Европейского союза. Это достаточно высокий показатель, но все же значительно ниже, чем между регионами США. В связи с этим внутренний торговый оборот Европейского союза не является достаточно большим, чтобы служить неоспоримым аргументом оптимальности ЕС.

Приграничный контроль, отмененный между странами ЕС еще в 1995 году, никогда не был ее основным препятствием мобильности рабочей силы. Взаимное перемещение рабочей силы ограничивали и продолжают ограничивать культурные и языковые отличия, правовое регулирование отдельных стран. В свою очередь массовое бегство населения из той же Прибалтики в более развитые страны ни в коей мере не является интеграционной мобильностью рабочей силы, которая необходима для успешного функционирования валютной зоны. Отъезд литовцев и эстонцев за рубеж был бы таким показателем лишь в том случае, если на их места переезжали бы французы, немцы, бельгийцы и жители других стран Евросоюза.

Последний манделловский критерий — «фискальный федерализм»…  О неспособности ЕС в должной мере обеспечить движение экономических ресурсов от стран со здоровой экономикой к участникам с проблемами в народном хозяйстве наглядно свидетельствует экономическая ситуация в прибалтийских республиках и депрессивных восточноевропейских странах (Болгария, Румыния, Венгрия). В государствах федеративного устройства, вроде США или РФ, менее развитые регионы автоматически получают поддержку из центра, в то время как ЕС, ввиду отсутствия необходимой степени политической интеграции, крайне ограничен в возможностях налогообложения и распределения налогов. Инструментов, подобных еврофондам, как показывает практика, недостаточно, а сами эти инструменты из-за действий национальных правительств подчас бывают совсем неэффективны.

В настоящее время проект единой европейской валюты, исходя из манделловских критериев, сложно назвать успешным. Страны-участницы, особенно малоинтегрированная периферия, несут издержки из-за отказа от своих национальных валют, не имея взамен должных преимуществ. Ценность собственной валюты наглядно продемонстрировал кризис 2008 года, который успешно преодолела Польша, девальвировав злотый, и который вогнал страны Прибалтики, осуществившие на тот момент привязку к евро, в чудовищную депрессию, отбросив на десять лет назад в экономическом развитии.

Восточная Европа и Прибалтика, присоединившись к ЕС, стали брюссельской колонией вовсе не по злому умыслу хитрых евробюрократов, а исходя из простых экономических законов. Вина за это лежит на правительствах младоевропейских республик, поспешивших вступить в союз, не подготовив должным образом экономики своих стран. Сейчас элиты в ряде восточноевропейских государств продолжают политику ресурсного придатка, не используя тех возможностей развития, которые предоставляет им Брюссель.

Проблему региональных диспропорций, которая и превратила Восточную Европу в колонию, могла бы снять более плотная политическая интеграцию в рамках Европейского союза. Например, превращение ЕС в федерацию. Однако большие игроки, в отличие от тех же прибалтийских республик, не готовы растворить свою государственность в проекте федеративного ЕС.