Учись, Прибалтика: история успеха Словении

Аналитический портал RuBaltic.Ru продолжает рассказывать о настоящих, а не выдуманных историях успеха. Словения — наряду с Чехией, самая экономически развитая и социально благополучная из бывших социалистических стран Центральной и Восточной Европы — на пути к нынешнему успеху действовала противоположно тому, что делали страны Прибалтики. Словенцы отказались от радикальных рыночных реформ по рецептам МВФ, выгнали американских советников по реформам, сохранили промышленность и не дали закрыть свою атомную станцию. Единственная стратегическая ошибка Словении связана как раз с тем, что в своем поведении она в определенный момент уподобилась Прибалтике.

У Словении много общего с Прибалтийскими республиками. И Прибалтика в СССР, и Словения в Югославии воспринимались как «наш маленький Запад».

Как Прибалтика в Советском Союзе, так и Словения в Социалистической Федеративной Республике Югославия имели самый высокий уровень жизни среди всех союзных республик и держались по отношению к другим частям своих стран свысока. Поэтому и Прибалтийские республики, и Словения первыми побежали из своих стран, как только обозначилась тенденция к распаду Советского Союза и Югославии.

Наконец, после обретения независимости ни в Словении, ни в Прибалтике не произошло смены элит. Серьезного антикоммунистического режима и настоящей борьбы за независимость не было ни там, ни там, суверенитет сам упал в руки в результате распада больших сложно устроенных государств, в состав которых входили прибалты и словенцы, и контрэлита, подобная польской «Солидарности», в их странах сформироваться просто не успела.

Поэтому на Запад и Словению, и балтийские страны вели вчерашние коммунисты. Всё руководство Словении, включая ее президентов, вышло из Союза коммунистов Югославии — бывшие коммунисты привели словенцев в НАТО и ЕС. До вступления в Евросоюз Хорватии в 2013 году Словения была единственной республикой бывшей Югославии, ставшей членом ЕС (так же как Литва, Латвия и Эстония по сей день единственные постсоветские республики, вступившие в Евросоюз).

При таких многочисленных сходствах кажется, что и развиваться Словения и Прибалтика должны идентично. Однако результаты их развития спустя четверть века после выхода в свободное плавание оказались противоположны.

Словения делит с Чехией звание самой успешной постсоциалистической страны, тогда как страны Балтии плетутся вместе с Болгарией и Румынией в списке самых бедных и неудавшихся стран «Новой Европы» и Европейского союза в целом.

Словения — это страна с самым высоким в «Новой Европе» уровнем жизни: по доходам населения она обгоняет не только другие страны Центральной и Восточной Европы, но и «старожилов» Евросоюза Португалию с Грецией.

Экономика страны ориентирована на экспорт, сальдо торгового баланса положительное, а структура экономики соответствует странам Западной Европы. Промышленное производство составляет порядка 40% словенской экономики: в 1990‑е годы страна сумела избежать деиндустриализации, модернизировать и адаптировать к рынку оставшуюся от социализма промышленность, и сегодня двухмиллионная страна поставляет на экспорт высокотехнологичную индустриальную продукцию.

Самый известный словенский бренд, машиностроительная компания Gorenje, — один из крупнейших в Европе производителей бытовой техники. Gorenje ежегодно производит 1,65 миллиона духовых шкафов, газовых плит, холодильников, стиральных машин, водонагревателей и прочей крупной и мелкой бытовой техники, причем 95% продукции завода идет на экспорт.

Компания Gorenje была основана в 1950 году, при социализме, но после распада Югославии никому в словенском правительстве не пришло в голову объявить завод «югославским монстром» и способствовать его закрытию, как это произошло с советскими заводами в Латвии. Поэтому сейчас электроплиты Gorenje существуют, а смартфон ВЭФ — нет.

В экономических преобразованиях 1990‑х годов — первое ключевое отличие модели развития Словении от «балтийского пути».

Словенцы отказались от «шоковой терапии» по рецептам МВФ, выгнали из Любляны американских советников, предлагавших радикальные рыночные реформы, и провели социально ориентированные постепенные преобразования с оглядкой на уровень жизни населения.

Цены правительство Словении контролировало до конца 1990‑х годов. Социальные программы по размаху были сопоставимы со скандинавскими. Приватизация проходила не в форме залоговых аукционов, а через передачу предприятий в собственность трудовых коллективов.

Многие либеральные экономисты на Западе ругали Словению за «недостаточный уровень либерализма», ставя ей в пример ту же Прибалтику, где переход от социализма к рынку был проведен строго по методичкам МВФ и Всемирного банка. Но словенцы уже тогда показали замечательное свойство своего национального характера: делать так, как они считают правильным, наплевав на то, хвалят их или ругают «старшие товарищи» в Брюсселе и Вашингтоне.

Жизнь всё расставила по своим местам: сегодня ставить в пример Словении Прибалтику смешно. В результате своих реформ Словения не только создала эффективную экономику, она сохранила самое главное, то, что Прибалтика безвозвратно утратила: людей.

Население Словении все четверть века независимости уверенно держалось на отметке в два миллиона человек: в отличие от Латвии и Литвы, из которых сбежала половина трудоспособного населения, из маленькой альпийской республики практически никто не эмигрировал.

Связано это было с социальной и экономической политикой правительства. Заводы не закрывались, поэтому не было надобности уезжать на заработки в соседние Австрию и Италию. Социальные гарантии были одними из лучших в Европе — опять же, не было никаких причин искать счастье на чужбине. В результате в момент выхода из состава Югославии население Словении насчитывало 1 999 945 человек, а сейчас там живет 2 059 000 человек.

Так что при внешнем сходстве у Словении и Прибалтики обнаруживается огромная разница путей, которая определяет сегодняшнюю разницу результатов. Словения оказалась успешна, потому что она во всём действовала не так, как делали Литва, Латвия и Эстония.

Единственная стратегическая ошибка Словении связана как раз с тем, что в своем поведении она на определенном этапе уподобилась Прибалтике. После вступления в Евросоюз в 2004 году в Любляне решили закрепить за Словенией звание самой успешной страны Центральной и Восточной Европы и с этой целью принялись брать дешевые ничем не обеспеченные кредиты, привлекали в страну иностранных инвесторов и первыми из «Новой Европы» перешли на евро. Главным образом для того, чтобы продемонстрировать себе и западным союзникам свою прогрессивность и «европейскость».

В 2008 году наступила расплата за такую политику. С началом кризиса инвесторы ушли из страны, попавшие в кризис банки потребовали возвращать кредиты, а с отказом от национальной валюты пропали и инструменты валютного регулирования.

В результате безработным оказался каждый десятый, страну охватили массовые протесты, а в качестве самой успешной страны Центральной и Восточной Европы Словению догнала Чехия, предусмотрительно отвергшая евро и сохранившая чешскую крону.

Но и в этом случае антикризисная политика Словении не имеет ничего общего с «историей успеха» прибалтийских правительств. Маленькая республика отказалась обращаться за международной помощью после того, как Еврокомиссия и МВФ в ответ на просьбу о деньгах потребовали от Словении «порезать» социальную сферу и сократить расходы на население. За кредитами Любляна не обращалась, рабочие места не сокращала, социальные выплаты не урезала, а вместо этого вложилась в сохранение на плаву производства. В результате удалось сохранить и экономику, и людей: Великого Исхода безработных в Западную Европу, как в Прибалтике, в годы кризиса в Словении не произошло.

Словенский опыт разрушает основополагающие мифы современной Прибалтики, которыми штатные «патриоты» Литвы, Латвии и Эстонии оправдывают провалы и поражения своих стран.

Маленькая страна, вступившая в НАТО и ЕС, оказывается, может обладать суверенитетом и сохранять независимость или хотя бы автономию от брюссельского и вашингтонского «обкомов». Словения — единственная страна «Новой Европы», отказавшаяся посылать своих солдат воевать в Ирак в помощь американцам. Она всегда проводила свою внутреннюю политику без оглядки на Еврокомиссию и не делала ничего ни в экономике, ни в гуманитарной сфере, ни в международных делах с целью снискать одобрение в Брюсселе и за океаном.

Как от всех постсоциалистических стран, Евросоюз добивался от Любляны ликвидации атомной энергетики. Но Словения не поддалась давлению и отстояла свою югославскую АЭС. Хотя давление на нее оказывалось куда более сильное, чем на Литву, потому что Австрия, главный сторонник сворачивания в Европе атомной энергетики, с Литвой не граничит, а со Словенией граничит. Вена давила через Брюссель и на Вильнюс, и на Любляну, однако Литва Игналинскую АЭС ликвидировала, а Словения АЭС Кршко закрыть не дала.

Оказывается, можно не зависеть от больших и сильных соседей и в то же время наживаться на экономическом сотрудничестве с ними. Еще одно сходство с Прибалтикой: огромную роль в экономике Словении играет транзит. Эта маленькая альпийская страна имеет исключительно выгодное географическое положение: она находится на пересечении торговых путей, соединяющих Австрию, Италию, Венгрию и Балканские страны. Любляна пользуется всеми выгодами этого географического положения, и словенским лидерам в голову не придет пожертвовать транзитной отраслью из-за сегодняшних противоречий и тяжелой исторической памяти в отношениях с той же Австрией.

А ведь воспоминания действительно тяжелые. В годы Второй мировой войны Словения была разделена между Гитлером и Муссолини. И немецкие, и итальянские оккупанты относились к словенцам как к «неполноценным славянам», запрещали их язык, сжигали библиотеки и проводили насильственную германизацию / романизацию.

Ответом стали сразу два партизанских движения: коммунистическое и католическое. Словенский народ в самом деле не принял нацизма, массово с ним боролся, и коллаборационизм там был больше маргинальным явлением. Поэтому сегодня марш Словенского легиона СС по центру Любляны невозможно представить, пособники нацистов не героизируются, а соседи не демонизируются и не провозглашаются причиной всех бед.

У словенцев нет комплекса неполноценности и внутреннего осознания своей ущербности, которые есть у прибалтийских политиков, всю свою историю «подкладывавшихся» под того, кто сильнее, чтобы затем предать его при первой возможности и присягнуть следующему хозяину.

Поэтому у словенцев нет ненависти ни к прошлому, ни к соседям, ни к Германии, ни к России. В составе Югославии словенцы чувствовали себя чужими, ощущали близость с западными славянами, а не с южными, считали себя частью Западной Европы, а не отсталой балканской республикой.

Однако после обретения независимости не последовало никакого провозглашения «югославской оккупации». Не было приравнивания коммунизма к нацизму, сноса памятников, запрета символики, переименования городов. Многие географические объекты на карте Словении по-прежнему названы в честь маршала Иосипа Броза Тито. Их не переименовывают, потому что это было бы мелко и глупо.

Югославию словенцы ценят как важный период своей истории, когда Словения получила национальную автономию и возможность свободного развития национального языка и культуры. Маленькому народу вовсе не обязательно страдать комплексами и фобиями. Если это сильный народ, который чувствует свою успешность, то ему нет нужды считать себя вечно обиженной жертвой Истории.