Прежде чем рассказывать о том, что такое спотовые цены природного газа, которые в последние годы ЕС старается сделать основой конкуренции «газ — газ», нам придется совершить экскурс в историю становления газотранспортной системы Европы. Без развитой системы магистральных и распределительных трубопроводов и подземных хранилищ газа ни о какой конкуренции не пришлось бы рассуждать даже теоретически, поэтому важно понять, как именно выглядит эта «европейская газовая паутина».
Экономика Европы после Второй мировой войны восстанавливалась непросто и не очень торопливо. Автомобилизация и рост промышленности сопровождались постоянно растущим спросом на энергетические ресурсы, основными из которых в то время были нефть и уголь. При этом 85% мировых запасов нефти контролировали компании, для которых в 1950 году Энрико Маттеи, тогдашний глава государственной итальянской нефтяной компании Eni, ввел в оборот термин «семь сестер» — он прижился и был общеупотребительным довольно долгое время. Четыре из них, сменив названия, пережив целую череду слияний и поглощений, существуют и в наше время:
· Англо-персидская нефтяная компания, позднее — Англо-иранская нефтяная компания, которую теперь мы знаем как British Petroleum;
· Royal Dutch / Shell — Нидерланды / Великобритания;
· Standard Oil of Califоrnia, позже Socal, теперь Chevron;
· Standard Oil of New Jersey или Esso, позднее Exxon и ExxonMobil.
Компания Mobil сохраняла самостоятельность до 1999 года, затем стала составной частью ExxonMobil, Gulf Oil была буквально разобрана на части ВР и Chevron, Texaco в 2001 году была куплена Chevron.
Именно «семь сестер» стали в больших масштабах осваивать добычу нефти на Ближнем Востоке, именно они стали поставлять ее в послевоенную Европу, им же принадлежали нефтеперерабатывающие заводы на территории европейских стран.
Технология переработки нефти тогда только начинала свое развитие, поэтому была намного менее глубокой, чем сейчас; на НПЗ накапливались огромные количества мазута. По теплотворной способности мазут очень схож с энергетическими сортами угля, который в больших объемах добывался в шахтах и разрезах ФРГ, — немецкие угольные компании и были основным конкурентом нефтяных гигантов. Факт картельного сговора установлен так и не был, но, так или иначе, уже в начале 50‑х годов «семь сестер» стали предлагать энергетическим компаниям свой мазут по ценам, которые всегда были на несколько процентов ниже, чем цена немецкого угля. Нефтяники вполне могли себе позволить вести такую ценовую битву, ведь основным источником прибыли для них оставались авиационный керосин и автомобильные бензины. В те же годы основным энергетическим ресурсом для коммунального хозяйства городов и частных домов стал газойль — печное дизельное топливо.
Войну цен немецкие угольщики проиграли, и Европа столкнулась с тем, что ее энергетическая безопасность резко уменьшилась. Нужны были собственные месторождения энергетических ресурсов, и в дело активно вступила геологоразведка.
В 1958–1959 годах на морском шельфе Голландии было открыто газовое месторождение Гронинген. Даже сейчас его четыре с лишним триллиона кубометров извлекаемых запасов относят к категории уникальных, а в те времена это было событием мирового масштаба. Не самая большая площадь — 850 квадратных километров, не самая большая глубина залегания — от 2 до 3 километров, но для его освоения требовалось соорудить и разработать сотни скважин, обустроить сотни километров трубопроводов как в море, так и на суше. За годы эксплуатации Гронингена из него было добыто более 1,5 триллиона кубометров, остаточные запасы составляют не менее 2,7 триллиона. У Нидерландов финансовых ресурсов на такой праздник жизни не было, отдавать подобную роскошь в чужие руки не хотелось, и им пришлось разработать так называемую Голландскую (или Гронингенскую) модель долгосрочного экспортного газового контракта (ДСЭГК). Оператором месторождений Гронингена стал консорциум Royal Dutch / Shell и Exxon Mobil, но контролирует его и в наше время правительство Голландии.
Пока шло бурение всё новых скважин в акватории Северного моря, произошло весьма важное событие в международной политической жизни. 14 декабря 1962 года Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию №1803 «Неотъемлемый суверенитет над естественными ресурсами», которая и стала юридическим основанием для провозглашенных министром экономики Нидерландов господином де Поузом принципов Гронингенской модели ДСЭГК. Основные из них: контракт должен быть долгосрочным, цена газа должна быть привязана к цене ресурсов замещения, цены на газ должны регулярно пересматриваться, обязательным является принцип «бери и / или плати».
Да, это именно те принципы, за сохранение которых борется теперь «Газпром», и одновременно это именно то, с чем борется Еврокомиссия. Вот такой парадокс: Россия борется за сохранение европейских традиций, которые теперь активно не нравятся самой Европе.
Не «Газпром» стал «новатором» в системе международной газовой торговли, всё было придумано до него: гронингенские правила действовали в Европе значительно раньше, чем начались первые поставки трубопроводного природного газа из советских, а теперь российских месторождений.
Гронингенской модели ДСЭГК Европа и обязана появлением и развитием своей газотранспортной системы; схема, которую вы видите в начале статьи, создавалась не один десяток лет. С одной стороны, ценообразование было достаточно гибким, с другой — долгосрочность контрактов и принцип «бери и / или плати» снимали коммерческие риски с компаний, вкладывавших финансовые ресурсы в магистральные трубопроводы.
Еще одна особенность Гронингенской модели ДСЭГК — то, что добывающие газ компании не несли ответственность за доставку газа до конечных потребителей: эта часть газового рынка была и остается зоной ответственности компаний, занимающихся не добычей, а только распределением газа. Для распределяющих компаний долгосрочность контрактов тоже была огромным подспорьем: точно зная цены поставщика и регулируя конечные цены, эти компании строили свои бизнес-модели, добивались получения кредитов у банков. Распределяющих газ компаний в Европе значительно больше, чем добывающих и поставляющих газ по магистральным трубопроводам, — распределительные сети оплетают страны ЕС густой сетью, которая обеспечивает возможность принимать газ от разных «стратегических» поставщиков и обеспечивать его доставку в города, на электростанции, к крупным промышленным потребителям. Схема распределительных газовых сетей Европы не является «замершим монументом»: на рынок Европы приходят новые поставщики, постепенно вырабатываются месторождения и тогда уходят с рынка поставщики традиционные.
Гронингенская модель ДСЭГК привычна и удобна, газовые европейские концерны, борющиеся за реализацию проекта «Северный поток — 2», справедливо полагают, что эта модель должна действовать и в этом случае.
Морская часть «Северного потока — 2» заканчивается на берегу Германии, европейским газовым компаниям предстоят инвестиции для расширения распределительной сети под новые объемы, и они хотят понимать «правила игры»; им совершенно не нравятся политические требования, которые им пытается навязать Еврокомиссия и за которые так активно борются нынешние руководители Польши и стран Прибалтики. Дело не в неких «симпатиях» немецких и австрийских газовых концернов к России вообще и к «Газпрому» в частности — ничего личного, только бизнес.
Если сократить до предела аргументы газовых европейских концернов, то они звучат, пожалуй, следующим образом: «Не мешайте нам создавать новую систему распределения, не мешайте нам создавать инвестиционные планы». Возражать логике бизнеса непросто, нужны весьма серьезные аргументы, которых у противников «Северного потока — 2» не так много, как им того хотелось бы.
В заключении этой статьи отметим некоторые «технические» моменты, которые возникли в годы доминирования «семи сестер», но имеют значение и в наше время. Благодаря тому, что уголь перестал быть доминирующим энергетическим ресурсом в Европе, цена природного газа привязана только к «нефти», но к «нефти» именно в кавычках — это всего лишь терминология, используемая СМИ. Результаты исследования, проведенного в 2005–2006 годах Директоратом по конкуренции Еврокомиссии, показали, что для ДСЭГК России, Норвегии и Нидерландов доля мазута в формуле контрактной цены газа для европейского рынка находилась в пределах 35–39%, доля дизельного топлива — в пределах 52–55% и только в контрактах Алжира доминирующая роль принадлежит сырой нефти. СМИ, наверное, просто проще и короче писать «цена газа привязана к стоимости нефти», чем всякий раз расписывать, что в формулу входят цены газойля и мазута, — такое вот маленькое лукавство, о котором полезно время от времени вспоминать.
В статье были использованы материалы:
1. Конопляник А. А. «Российский газ в континентальной Европе и СНГ: эволюция контрактных структур и механизмов ценооборазования» (25 марта 2009 г.).
2. Интервью Конопляника А. А. журналу «Энергополитика. Нефть и газ» (№6, 2012 г.).