СОВМЕСТНЫЙ СПЕЦИАЛЬНЫЙ ПРОЕКТ
БФУ ИМ. и. канта и RUBALTIC.RU
Штурм Кенигсберга: взять неприступный город-крепость
за 81 час
Восточно-Прусская операция
18 февраля 1945 года смертельное ранение получил командующий войсками 3-го Белорусского фронта генерал Иван Данилович Черняховский. На эту должность был назначен маршал Советского Союза Александр Михайлович Василевский.
В ходе Восточно-Прусской наступательной операции, начавшейся 13 января 1945 года, советским войскам удалось нанести серьезный урон противнику, изолировав восточно-прусскую группировку от основных германских сил. В феврале-марте была разгромлена наиболее боеспособная 4-я немецкая армия, зажатая в «Хайльсбергском треугольнике». После ликвидации Хайльсбергской группировки настал черед Кенигсберга.
“
«...18 февраля скончался от тяжелого ранения, полученного на поле боя в Восточной Пруссии, командующий 3-м Белорусским фронтом генерал армии Черняховский Иван Данилович — верный сын большевистской партии и один из лучших руководителей Красной Армии. В лице товарища Черняховского государство потеряло одного из талантливейших молодых полководцев, выдвинувшихся в ходе Великой Отечественной войны...»
Из извещения правительства
В это время в Кенигсберге и его окрестностях
Комендант крепости Кенигсберг генерал от инфантерии Отто фон Ляш, быстрыми темпами привлекая все возможные ресурсы, готовил столицу Восточной Пруссии к обороне. Успешные действия советских войск сеяли панику среди высшего командного состава германской армии, рядовых военных, а также мирных жителей.
Из писем ефрейтора Ширнахера к жене Ильзе (Фельтен под Берлином, ул. Кохштрассе, 44):

«Дорогая! Скажу тебе, я первый раз попал в компанию столь отчаявшихся людей... О товарищеских отношениях нет и речи. Ты спокойно можешь издохнуть — о тебе никто не побеспокоится, не позаботится...

Мы не получаем почту. Это для солдата самое страшное...

У нас скоро не останется никакой надежды… Когда Иван нападает, фольксштурмисты, как зайцы, спасаются бегством. Если в ближайшее время не появится новое оружие, мы погибли».

«Восточная Пруссия, 11.03.45.

Моя дорогая!

…У нас здесь все тот же кошмар. Теперь это продлится уже недолго, снабжение становится все скуднее. В том грязном болоте, где я нахожусь, оно совсем безобразное!

Никто из нас уже не надеется на улучшение. Когда же закончится эта война? Ты бы не узнала меня, если бы сейчас увидела. Я не брился 14 дней...

Папа ещё дома или они уже и его призвали на службу?

Ваш...»
Официальная эвакуация началась слишком поздно: 26 января 1945 года советские войска прорвались к морю под Эльбингом (современный Эльблонг), окружив восточно-прусскую группировку, после этого из провинции можно было только уплыть: или морем из порта Пиллау (современный Балтийск), или по заливу Фришес-Хафф (Калининградский залив).
Проблемой для немецкого командования являлось большое скопление мирных жителей в окрестностях Кенигсберга. Дело в том, что в течение долгого времени гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох запрещал эвакуировать гражданское население. По его мнению, для этого не было повода. Более того, сборы были приравнены к распространению пораженческих настроений, за что грозило суровое наказание.

Несмотря на то, что в ходе операции «Ганнибал» немцам удалось эвакуировать около двух миллионов человек, в Кенигсберге все ещё оставалось гражданское население.
Кенигсбержец Вильгельм Матуль:
«28 января генерал Отто Ляш как последний комендант крепости взял на себя ответственность за судьбу Кенигсберга. В это время город был полон людей: большая часть его жителей, ещё не покинувших город, беженцы, которым нередко лишь в последний момент удавалось добраться до главного города провинции, военные, раненые — по оценкам что-то около 300 тысяч человек — находились тогда в Кенигсберге. Когда русские направили свои главные силы на уничтожение 4-й армии в Халигейнбайльском котле, Кёнигсберг получил небольшую передышку. Она использовалась для систематического и импровизированного усиления обороны».
Социолог Пал Тамаш:
«Во-первых, в Кенигсберге оставалось население, которое было достаточно "упертым"и плохо проинформированным. Эти люди не знали, что их ожидает. Они не понимали, что такое война. Во-вторых, оставались убежденные нацисты, которые защищали территорию, будучи гражданскими, а не военными. И в-третьих, оставались несчастные крестьяне, которые прекрасно жили и работали на своих хуторах и не знали, что кроме хутора есть и другая жизнь».
Left
Right
Немецкая пропаганда
Германская пресса массово тиражировала сообщения о зверствах солдат Красной Армии. Особенно сильное впечатление на немцев произвела искусно сфабрикованная история об ужасах в Неммерсдорфе (ныне п. Маяковское), первом немецком населенном пункте, взятом советскими войсками в октябре 1944 года, а затем оставленном. В конце октября страшные кадры военной хроники из Неммерсдорфа, для которой нацистские пропагандисты не пожалели кровавых красок, демонстрировались во всех немецких кинотеатрах.
На войне все средства хороши. Немецкая пропаганда о массовых изнасилованиях, расстрелах, жестоких пытках на занятых русскими (как правило, немцы именовали народы Советского Союза одним словом: «русские») немецких территориях имела своей целью мобилизовать восточно-прусское население. Или вы убьете, или убьют вас. Третьего не дано. Война до последней капли крови.

Геббелесовскому аппарату удалось канонизировать историю Неммерсдорфа настолько умело, что многие фейки немецких пропагандистов воспринимаются сегодня как исторические факты.
Циркуляр германского правительства, разосланный редакторам всех крупнейших газет, 26.10.44:
«В комментариях, которые дают выход чувствам немецкого народа при виде страшных преступлений, следует особо подчеркивать, что советскими убийцами были изуверски растерзаны прежде всего простые немецкие рабочие и крестьяне... Очень важно, чтобы сообщение об ужасных большевистских злодеяниях в Восточной Пруссии было подано как можно доходчивее и откомментировано с крайней резкостью... Жертвой завоевательного похода большевизма падут не только наше добро и наш кров... Планомерное жестокое убийство каждого немца превратит Германию в одно большое кладбище».
Немецкая газета «Völkischer Beobachter», 27.10.44:
«Неммерсдорф... наши войска после освобождения нашли разворованным и разрушенным...Советские орды разграбили все дома и лавки в Неммерсдорфе, равно как и повозки застигнутых врасплох беженцев. Около мертвых женщин лежали вырванные из их рук дамские сумочки, из которых были изъяты все ценности».
Left
Right
Соотношение сил
По данным 3 Белорусского фронта,
в состав гарнизона Кенигсберга входили 5 пехотных дивизий (61, 69, 367, 548 и 561), ряд отдельных полков, крепостные части, охранные подразделения, отряды фольксштурмовцев —около 130 тысяч солдат, почти 4 тысячи орудий и минометов, более ста танков и штурмовых орудий.
Для штурма Кенигсберга советское командование сосредоточило четыре армии: 11 гвардейскую, 39, 43 и 50 общевойсковые. При этом 39-й армии отводилась обеспечивающая роль: она должна была погасить активность Земландской группировки немецких войск, пытавшихся оказать помощь окруженному Кенигсбергу. То есть непосредственное участие в самом штурме приняли три армии численностью около 106 тысяч человек.

О численности немецкого гарнизона мы можем судить только по данным Совинформбюро, поскольку немецких документальных источников не сохранилось, а сведения коменданта крепости Кенигсберга Отто Ляша сильно разнятся: на первых допросах он сообщил, что ему подчинялось более 100 тысяч человек, позднее после плена он писал в своих мемуарах, что советская группировка в 150 тысяч имела против себя всего 35 тысяч солдат немецких войск.
Историк Геннадий Кретинин:

«Естественно, не вся 106-тысячная группировка советских войск принимала непосредственное участие в штурме. Укрепленные рубежи и позиции противника преодолевали специально подготовленные подразделения в количестве около 25 тысяч человек: штурмовые группы и штурмовые отряды, основу которых составляли стрелковые роты из активных бойцов… Таким образом, в непосредственном штурме Кенигсберга участвовали подразделения, по численности значительно уступавшие оборонявшимся. Конечно, при поддержке сил и средств всех родов войск 3-го Белорусского фронта»
Важно учитывать, что советские воинские формирования были представлены более боеспособными частями. Кроме того, в технике подавляющее преимущество было на стороне Красной Армии.
“
«Пленный солдат 1141-го пехотного полка рассказал, что попал в ряды защитников Восточной Пруссии по тотальной мобилизации, проходившей в январе 1945 года. Приказ гласил: все мужчины в возрасте от 16 до 60 лет обязаны немедленно явиться на мобилизационные пункты. В случае уклонения — военно-полевой суд. Призванных тут же переодели в военную форму, вручили карабины и отправили на передний край.

Наше внимание в показаниях пленного привлек не возраст призывников, не то, что они не проходили даже поверхностного медицинского освидетельствования (об этом мы знали и раньше), а то, что мобилизованным выдавали не автоматы, которыми были вооружены гитлеровские солдаты, а карабины. Это позволило предположить, что вражеская армия, во всяком случае, в этом районе, испытывает недостаток в автоматическом оружии».
Из воспоминаний офицера разведотдела
3-го Белорусского фронта Афанасия Григорьевича Синицкого
Между тем в состав гарнизона Кенигсберг входили части, обладавшие богатым опытом боестолкновений на восточном фронте. Кроме того, немецкие войска имели преимущества перед Красной Армией: они занимали прекрасно подготовленные рубежи обороны, рассчитывая продержаться до конца войны. Но их планам не суждено было сбыться. Советские войска умели преодолевать глубоко эшелонированную оборону.
Оборона Кенигсберга
Оборона Кенигсберга состояла из внешнего оборонительного обвода, частично преодоленного советскими войсками ещё в январе, и трех оборонительных рубежей.
На вооружении фортов имелись артиллерийские орудия и минометы. Форты имели друг с другом огневую связь. Подступы к ним простреливались перекрестным артиллерийским и пулеметным огнем. Между фортами и перед ними были отрыты сплошные траншеи, противотанковый ров.
Первый рубеж, располагавшийся в 6–8 км от центра города, состоял из полутора десятков старых фортов, в каждом из которых размещался гарнизон по 150–250 солдат и офицеров. Форт представлял собой вытянутый шестигранник, занимавший по фронту 250–350 метров. Это было долговременное сооружение, имевшее железобетонные стены, орудийные и пулеметные капониры. Все это было окаймлено земляными валами и глубокими рвами, часто заполненными водой.
Из воспоминаний командира 557-го стрелкового полка Федора Семеновича Федотова:
«Конечно, у фортов имелись уязвимые места. Низко расположенные амбразуры казематов позволяли противнику вести огонь только по ближним целям. Для стрельбы на дальние расстояния гарнизон форта должен был выдвигать артиллерийские батареи на поверхность оборонительного сооружения, где вражеские орудия попадали под воздействие нашего огня».
Из воспоминаний заместителя командующего 3-м Белорусским фронтом Ивана Христофоровича Баграмяна:
«Подступы к первому рубежу прикрывались системой противотанковых и противопехотных заграждений: противотанковым рвом, минными полями и проволочными заборами. Правда, на макете противотанковый ров выглядел безобидной канавкой, но в действительности же она, эта "канавка", была шириной 10 и глубиной 3 метра, с кирпичными стенами, и могла стать могилой как для танков, так и для пехоты, поскольку была заполнена водой».
Left
Right
Второй рубеж проходил по окраине города, включая в себя укрепленные каменные здания, баррикады, железобетонные огневые точки, а также ирригационные сооружения. Глубина этого рубежа достигала 1,5–2 км
Третий рубеж опоясывал центральную часть Кенигсберга, располагаясь на оборонительной системе бастионов, башен и других сооружений прошлого века. Городские кварталы немецкое командование превратило в узлы и опорные пункты обороны, улицы заминировали и соорудили на них баррикады. На перекрестках, в парках и скверах построили железобетонные огневые точки, а в окопах поставили танки и штурмовые орудия. Оборона многоэтажек строилась в несколько ярусов.
Из воспоминаний офицера разведотдела 3-го Белорусского фронта Афанасия Григорьевича Синицкого:
«В город нашим разведчикам проникнуть не удалось, но показания пленных свидетельствовали о том, что многие здания были превращены противником в опорные пункты, кое-где на улицах были сооружены или сооружались баррикады».
Из воспоминаний командующего 11-й гвардейской армией Кузьмы Никитовича Галицкого:
«За всю войну мы еще не встречали таких укреплений, какие были созданы в Кенигсберге. В сущности, это был крупнейший укрепленный район, рассчитанный на длительное сопротивление даже в условиях полной изоляции».
Полковник германских войск Эдгар Бургер:
«До генерального наступления русских на Кенигсберг саперам было выдано около 100 000 мин, большую часть которых они установили, хотя вести такую работу при замерзшей почве довольно трудно. Следующей задачей была подготовка к обороне городских окраин. Это делалось по линии старых валов, где сооружались полевые укрепления с колючей проволокой и окопами. Подходящие здания оборудовались для обороны. То же самое было сделано позже и в черте города, где группы домов оборудовались под опорные пункты. Из них особо следует отметить казарму на Барабанной площади. Вокруг нее и у Северного вокзала в дальнейшем разгорелись особенно упорные бои. Все мосты через Прегель были подготовлены к взрыву и заняты подрывными командами».
Из воспоминаний Кенигсбержца Михаэля Вика:
«Чуть не на каждом перекрестке появляются противотанковые заграждения и бункер. Всего больше заботятся о Северном вокзале, важном транспортном узле: пройти здесь можно только в одном месте. Именно тут я увидел повешенных молодых солдат, попытавшихся поступить разумно, а именно —отказавшихся бессмысленно воевать. Они сделали то, что побоялись сделать военачальники во главе с Гитлером. Но на грудь им повесили таблички: "Мне пришлось умереть, потому что я трус"».
Left
Right
Планы сторон
Их воспоминаний командующего 3-м Белорусским фронтом Александра Михайловича Василевского:
«План разгрома Кенигсбергской группировки состоял в том, чтобы мощными концентрированными ударами с севера и юга по сходящимся направлениям рассечь гарнизон Кенигсберга и штурмом овладеть городом. Чтобы сковать силы земландской группировки врага, из района Кенигсберга планировался вспомогательный удар в западном направлении…

Нам были известны все детали обороны. На абсолютно точном макете города командиры всех степеней шаг за шагом отработали план штурма. Исключительно большую работу провел штаб фронта во главе с генерал-полковником А. П. Покровским. Войска тренировались в отбитых у врага дотах, рвах и траншеях, изучая тактику уличных боев».
Из воспоминаний коменданта крепости Кенигсберг Отто Ляша:
«Мы должны были сковывать значительно большие силы русских, чем те, которыми располагали сами, и этим лишить русское командование возможности использовать эти войска на других оперативных направлениях — на Берлин, Прагу и так далее. Обороне Кёнигсберга придавалось исключительно большое значение. Сохранение Кёнигсберга было вопросом престижа Германии, поэтому для его обороны были выделены крупные силы».

По гарнизону крепости отдали приказ, в котором указывалось, что Гитлер требует во что бы то ни стало удержать Кёнигсберг. При этом офицерам было объявлено, что сводный отряд СС, сформированный при коменданте крепости, будет стрелять по всем, кто уклонится от боя».
Из воспоминаний командующего 11-й гвардейской армией Кузьмы Никитовича Галицкого:
«Мы обращали особое внимание на подготовку штурмовых отрядов. Разработали программу их обучения, оборудовали в дивизиях учебные поля, соорудив на них в натуральную величину все оборонительные сооружения, возведенные противником в полосе действий. Для обучения штурму каменных зданий и технике ведения уличного боя использовались оставленные жителями населенные пункты и хутора, в которых сооружались баррикады и завалы… Много времени уделялось подготовке войск к форсированию крупной водной преграды в условиях города. Для этого в каждой дивизии были определены и соответственно оборудованы участки реки или озера и заготовлены необходимые подручные материалы для сооружения плотов и других переправочных средств».
Из воспоминаний старшего лейтенанта медицинской службы Надежды Алексеевны Агафоновой:
«Большое впечатление произвело массовое бегство горожан Кёнигсберга в первые дни апреля сорок пятого года, накануне штурма крепости, когда советское командование гуманно предоставило мирным жителям возможность покинуть ее. Люди, уже достаточно оголодавшие в городе, не имевшие при себе никаких запасов, потоками шли туда, где их никто не ждал. Окружали советские кухни, и женщины молча подталкивали своих детей, чтобы они попросили хлеба. Как правило, мы не отказывали, когда была возможность, жалели. Хотя и были примеры жестокого обращения с немцами. В общем, война — большая трагедия, и страшно, когда страдают невинные люди».
Left
Right
Артиллерийская подготовка
Первоначально штурм Кенигсберга был назначен на 5 апреля, в этой связи предполагалось 1 апреля начать артиллерийский обстрел немецких позиций. Однако свои коррективы внесла погода: из-за сильного дождя и тумана огневую разведку перенесли на 2 апреля, а штурм столицы Восточной Пруссии на 6 число.
Из воспоминаний командира 557-го стрелкового полка Федора Семеновича Федотова:
«А там началось! Открыли огонь орудия всех четырех армий, четыре артиллерийские дивизии прорыва, имевшие по 350 стволов каждая, две дивизии гвардейских минометов и другие артиллерийские части.

С утра 3 апреля начали бить орудия большой и особой мощности. За три дня по фортам предполагалось выпустить 250–300 снарядов в расчете, что какое-то количество из них попадет
в одно и то же место. Только тогда боевое покрытие не выдержит...

3 апреля над Кёнигсбергом повисла наша авиация. Летчики тоже громили форты и дзоты. Город исчез в море огня и дыма.

К вечеру 5 апреля грохот утих. Стреляли только отдельные батареи полевых гаубиц. С абсолютной уверенностью в бойцах
и офицерах я доложил командиру дивизии, что полк к штурму готов».
Из воспоминаний коменданта крепости Кенигсберг Отто Ляша:
«Около тридцати дивизий и два воздушных флота в течение нескольких дней беспрерывно засыпали крепость снарядами из орудий всех калибров и «сталинских органов» («Катюша» —прим. ред.).Волна за волной появлялись бомбардировщики противника... Наша крепостная артиллерия, слабая и бедная снарядами, не могла ничего противопоставить этому огню, и ни один немецкий истребитель не показывался в небе. Зенитные батареи были бессильны против тучи вражеских самолетов».
Из воспоминаний командующего 11-й гвардейской армией Кузьмы Никитовича Галицкого:
«Мы возлагали на артиллерию большие надежды. Ей предстояло разрушать форты и огневые точки в дотах, дзотах и домах, уничтожать и подавлять укрытые огневые точки и живую силу в окопах и блиндажах на переднем крае и в ближайшей глубине, уничтожать или подавлять артиллерию и минометы противника, разрушать его узлы связи и штабы».
Left
Right
Штурм длился 81 час!
Утром 6 апреля была проведена трехчасовая артподготовка, после чего около обеда советские штурмовые отряды двинулись вперед. При поддержке танков и самоходных артиллерийских установок пехотинцы, огнеметчики и саперы прорывались через оборонительные укрепления первого рубежа, блокируя форты и доты, ликвидируя огневые точки в траншеях. В этот день была перерезана железная дорога, соединяющая Кенигсберг и Пиллау.
Из воспоминаний заместителя командующего 3-м Белорусским фронтом Ивана Христофоровича Баграмяна:
«В 10 часов раскаты артиллерийского грома послышались неподалеку от нас. Тысячи орудий и минометов создали невообразимый грохот, земля под нами корчилась, как при землетрясении, а оконные стекла, казалось, вот-вот рассыплются на мелкие осколки. Вскоре и северо-западные подступы к городу скрылись в сполохах сплошного огня и дыма».
Историк Геннадий Кретинин:
«Единая оборонительная система Кёнигсберга достаточно надежно функционировала лишь в первый день. Наступающие войска Красной Армии смогли в этот день только подойти и завязать бои за сам город и его пригороды».
Left
Right
Второй день стал решающим. Позади советских войск оставался фортовой пояс, бои развернулись в самом городе. Германское командование теряло управление своими силами.
Их воспоминаний коменданта крепости Кенигсберг Отто Ляш:

«С раннего утра 7 апреля неприятель продолжал вести наступление всеми средствами. Наши войска, державшие оборону к юго-западу, югу и юго-востоку от Понарта, а также в Розенау, недолго могли противостоять врагу, превосходившему нас по силе. Вечером русские подошли уже к основным позициям самого города. Сначала их танковая группа сумела прорваться южнее Понарта и продвинуться до района Мокрый Сад. Наступая отсюда во фланг, неприятель очистил Понарт от немецких войск… Противнику, наступавшему с юго-востока, в течение дня удалось приблизиться к Фридландским воротам».
8 апреля 11-я гвардейская армия, соединившись с передовыми частями 43-й армии, замкнула кольцо окружения, и положение крепости стало безнадежным.
В этот день советские войска овладели северо-западной и южной частями города, портом и районом вокзала, форсировали реку Прегель. Коридор, отделявший Кенигсбергский гарнизон от 4-й немецкой армии, располагавшейся около города, был расширен до 5 км.
Газета «Правда» о форсировании
реки Прегель, 16 апреля 1945 г.:
«Гвардия генерала Галицкого форсировала Прегель в кромешной тьме. Орудия прямой наводки, множество пулеметов били с правого берега Прегель на левый. Набережные были охвачены огнем, точно камень вдруг загорелся. Рушились, трещали здания. А внизу под ливнем снарядов и пуль, на темной стремнине широкой реки плыли гвардейцы полковника Толстикова. Использовали все, что только могло держаться на воде: плоты, бочки, бревна, лодки, амфибии, огромные баллоны, наполненные воздухом, качались на гребнях кипящей от разрывов реки. На плотах плыли пушки».
Из воспоминаний командующего 43-й армией Афанасия Павлантьевича Белобородова:
«8 апреля произошел и один курьезный случай. Пленных надо было немедленно вывести из зоны огня, а в штурмовых отрядах каждый человек был на счету. Комбат —старший лейтенант Пашков —смог выделить для этой цели только двух автоматчиков. Построили они пленных, повели. Из дома, что неподалеку, ударил по колонне фашистский пулемет — пленные кинулись в развалины, залегли. Пришлось автоматчикам снова их собирать. Обстрелы повторялись несколько раз. Наши бойцы опасались, что пленные разбегутся. Но чем ближе подходила колонна к тылу полка, тем длиннее становилась. В начале пути было человек 200, теперь их оказалось более 500. По дороге к колонне то и дело присоединялись группы солдат, которые прятались в подвалах и дворах Крауз-аллее. В тот день сдача немцев в плен стала массовой по всей полосе нашей армии».
Из воспоминаний командующего артиллерией Земландской группы войск 3-го Белорусского фронта Николя Михайловича Хлебникова:
«А. М. Василевский отдал приказ сбросить с самолетов листовки с обращением к солдатам и офицерам вражеского гарнизона. В обращении противнику предлагалось во избежание ненужного кровопролития и бессмысленной гибели сложить оружие и сдаться в плен. Однако комендант крепости генерал Ляш не ответил на это гуманное предложение».
Из воспоминаний коменданта крепости Кенигсберг Отто Ляша:
«Теперь страх охватил и заместителя гауляйтера с его приспешниками. Наконец до них дошло, что Кёнигсберг потерян. Они явились на мой командный пункт и отсюда просили гауляйтера по телефону разрешить им прорваться изнутри крепости, получив для этого необходимые военные силы. Они мотивировали свою просьбу тем, что это позволит вывести из города также и основную массу населения. Гауляйтер добился от армии соответствующего приказа, но запретил гарнизону покидать крепость».
Из воспоминаний командующего 3-м Белорусским фронтом Ивана Христофоровича Баграмяна:
«Один из этих (прорывавшихся—прим ред.) отрядов численностью в 500 человек прорвался к огневым позициям 12-го минометного полка. Первым тревогу поднял оказавшийся на пути гитлеровцев восемнадцатилетний связист старший сержант А.А. Евсеев. Окруженный фашистами, он открыл огонь, расстреливая их в упор. Ему кричали: "Русс, сдавайся!" Но боец на каждую попытку немцев приблизиться отвечал сильным огнем. Когда патроны кончились, юноша подпустил врагов вплотную и, ворвавшись в их гущу, бросил себе под ноги две ручные гранаты.

К месту схватки подоспела группа минометчиков под командованием заместителя командира минометного полка подполковника Зубца. Огнем, штыками и прикладами они быстро истребили около 400 фашистов, а большую группу захватили в плен».

Left
Right
В ночь с 8 на 9 апреля часть мирного населения собралась в тылу немецких воинских частей, предназначенных для прорыва кольца окружения в сторону Пиллау. Однако прорыв не удался, населению пришлось возвращаться в горящий Кенигсберг.
С утра 9 апреля сопротивление продолжалось лишь в нескольких городских районах. 16-й гвардейский корпус 11-й гвардейской армии завязал бои за центральные кварталы города в непосредственной близости от командного пункта Ляша, находившегося на Университетской площади. Другой корпус этой же армии овладел кварталами восточнее Северного вокзала, вел бой в центре города и западнее Обер-Тайха. Был организован артобстрел по последним, оставшимся еще в руках немцев, опорным пунктам, в числе которых был Королевский замок. Готовился последний удар — общий штурм, который должен был начаться в 19 часов 45 минут. В тот момент, когда все было предельно ясно, начались переговоры о капитуляции.
Из воспоминаний командующего артиллерией Земландской группы войск 3-го Белорусского фронта Николая Михайловича Хлебникова:
«В этот же час на участке 11-й гвардейской дивизии появились немецкие парламентеры с белым флагом, посланные комендантом крепости. Командарм К.Н. Галицкий направил в штаб вражеского гарнизона подполковника П.Г. Яновского, капитанов
А.Е. Федоренко и В.М. Шпитальника с упомянутым выше обращением маршала А.М. Василевского и предложением о немедленной и безоговорочной капитуляции».
Из воспоминаний офицера разведотдела 3-го Белорусского фронта Афанасия Григорьевича Синицкого:
«Позже мне удалось встретиться с подполковником П.Г. Яновским, который довольно подробно рассказал о переговорах с немецким командованием.
Когда наши парламентеры прибыли в расположение вражеской обороны, им завязали глаза и отвели в штаб генерала Ляша. Предосторожность, проявленная гитлеровцами, была излишней. Мы знали, что бетонированный бункер расположен на территории университетского дворика.
Советских офицеров представили начальнику штаба, который заявил, что генерал Ляш отдыхает и сейчас не может принять парламентеров. Однако подполковник П.Г. Яновский потребовал немедленной встречи. Начальник штаба скрылся за массивной дверью и тут же возвратился с генералом Ляшем. Не вызывало сомнений, что разговор о мнимом отдыхе был лишь попыткой протянуть время.
Подполковник П.Г. Яновский вручил текст ультиматума. Генерал Ляш внимательно прочитал его, вздохнул и начал читать снова. Наконец он сказал:
— Мы вынуждены принять условия капитуляции. Мной будет отдан приказ войскам о прекращении сопротивления».
Из воспоминаний коменданта крепости Кёнигсберг Отто Ляша:
«Между прочим, когда ко мне пришли русские парламентеры, небезызвестный партийный чиновник Фидлер, начальник одного из отделов в управлении гауляйтера, пытался проникнуть в бункер и перестрелять парламентеров, но успеха, конечно, не имел. По окончании переговоров русские вышли вместе с нами из командного пункта. К тому времени на Парадную площадь уже прибыла русская рота».
Из воспоминаний командующего 11-й гвардейской армией Кузьмы Никитовича Галицкого:
«Яновский рассказывал, что в штабе Ляша царил хаос. Офицеры штаба с тревогой спрашивали советского парламентера, почему он прибыл без танков, которые, по их мнению, могли спасти их от разъяренных решением о капитуляции эсэсовцев».
Из воспоминаний командира 557-го стрелкового полка Федора Семеновича Федотова:
«Танки с открытыми люками, танкисты без шлемов, обнимающиеся девушки-регулировщицы, команда саперов с миноискателями, бредущие, опустив головы, пленные, пожилой немец без шапки, что-то объясняющий двум полковникам, заколоченные досками витрины магазинов и звуки гармошки... Круговорот обозов и батальонных колонн... Капитуляция!»
Из воспоминаний командующего 3-м Белорусским фронтом Ивана Христофоровича Баграмяна:
«Закончив обсуждение итогов штурма, А.М. Василевский приказал ввести пленных генералов. Те вошли и молча стояли перед нами, понурив головы. Особенно подавленным и несчастным выглядел сам комендант крепости. И мы, естественно, догадались о том, что его угнетает не только плен. Нам из радиоперехватов было уже известно, что бесноватый фюрер объявил генерала О. Ляша за сдачу крепости изменником, а его семью приказал арестовать. Угроза, нависшая над ближними, конечно, угнетала генерала Ляша. Лишь один из пленных — генерал инженерных войск, ненависть которого к нам выражалась буквально в каждой складке обрюзгшего и грубого лица пивовара, тужился держаться высокомерно, будто не он был у нас в плену, а мы у него»
Сводка вермахта от 12 апреля 1945 г.:
«Генерал Ляш за трусливую сдачу врагу приговорен военным трибуналом к смертной казни через повешение. Ответственность возлагается и на его семью».
Немецкий историк Фриц Гаузе:
«Гитлер был в бешенстве и приговорил Ляша к смертной казни. Решение о сдаче крепости после столь долгого сопротивления было, однако, оправданным, продолжать борьбу было бы бессмысленно. Здесь следует задать вопрос —имела ли в военном отношении защита Кёнигсберга вообще смысл и стоил ли он такого числа жертв? На исход войны она не оказала никакого влияния. Единственное, она помогла спастись бегством в Пиллау и дальше морем многим тысячам гражданского населения. И последнее: защитники лелеяли надежду, что они смогут беспрепятственно покинуть город, если они удержат до конца всех военных действий; примеров тому из прежних войн имелось предостаточно».
Left
Right
“
На одной из городских стен красовалась надпись: «Слабая русская крепость Севастополь держалась 250 дней, а Кенигсберг не будет сдан никогда». В итоге на штурм города-крепости Кёнигсберг ушел 81 час.
Потери сторон
Историк Геннадий Кретинин:
«Очень сложно и, видимо, уже не удастся определить численность погибших в ходе штурма с немецкой стороны (военнослужащих и гражданского населения). Установить ее хотя бы приблизительно можно было бы по захоронениям. Однако в городе после штурма оставались только военные комендатуры, из-за малочисленности не способные провести массовые захоронения. Военный комендант Кёнигсберга генерал-майор М. Смирнов принял решение привлечь к этому немецких военнопленных и местное население.

Всего по состоянию на 4 мая 1945 года было захоронено 33 778 погибших немцев. Учитывая, что горожане во время штурма находились в укрытиях, а участвовавшие в боях подвергались обстрелу, логично предположить, что основную долю погибших составили именно военнослужащие вермахта и бойцы "фольксштурма"».
Left
Right
О численности потерь Красной Армии мы можем судить исходя из справки о потерях войск 3-го Белорусского фронта с 1 по 10 апреля 1945 года от 23 апреля 1945 года.
Историк Геннадий Кретинин:
«Скоротечность, успешность и относительно низкие потери, понесенные советскими войсками в Кенигсбергской операции против противника, блокированного в сильно укрепленном оборонительном районе, говорят о том, что она была проведена в соответствии с одним из принципов суворовской науки — побеждать не числом, а умением».
Left
Right
Военнопленные
и немецкое население
Захваченные в бою немецкие военнопленные сначала группировались в дивизиях, затем отправлялись на сборные пункты военнопленных, после чего передавались во фронтовую сеть лагерей НКВД.
Из воспоминаний офицера разведотдела 3-го Белорусского фронта Афанасия Григорьевича Синицкого:

 «Навстречу нам по левой стороне дороги тянулись колонны пленных. Заросшие, грязные, в распахнутых шинелях и надвинутых на уши пилотках шли вражеские солдаты и офицеры. Судя по лицам, самые разные чувства владели гитлеровцами. Нескрываемый страх, равнодушие, радость, злобу, отчаяние — все можно было прочитать на них. Кюветы по сторонам дороги были завалены разбитыми велосипедами, детскими колясками, перинами, подушками, прочей домашней утварью».
Выписка из справки о количестве немецких военнопленных (человек) с 6 по 10 апреля 1945 года.
Рассказ немецкого командира полка (по воспоминаниям Отто Ляша):

 «После пленения нас провели (скорее всего, намеренно) через русские позиции. Моему удивлению не было предела. Такого сосредоточения артиллерии мне еще не приходилось видеть. Одно орудие рядом с другим, батарея за батареей всевозможных калибров. Масса боеприпасов. Танки стоят бок о бок, один «сталинский орган» («Катюша» — прим. ред.) рядом с другим. Большая часть этого оружия даже не была в деле. По шоссе и проселочным дорогам в направлении Кёнигсберга непрерывно тянулись маршевые колонны всех родов войск. На каждом дорожном перекрестке, на каждой развилке стояли регулировщицы, отлично управлявшие движением техники и наших колонн… Даже если бы нам удалось бежать из Кенигсберга, мы не прошли бы и километра, не натолкнувшись на русских».
Справка о численности немецкого населения
«По сведениям отдела регистрации и использования населения, зарегистрировалось [немецкого] населения в количестве 23 247 человек на 26.04.45 года.

Кроме того, имеется примерно незарегистрированного населения на проверках контрразведки «СМЕРШ» и пр., а также немецких граждан, проживающих в своих домах в районах г. Кёнигсберга, около 40 тысяч.

Помимо этого население прибывает из освобожденных районов Восточной Пруссии (Пиллау).

Начальник отдела майор Кормилицин».
Медаль «За взятие Кенигсберга»
Медаль «За взятие Кенигсберга» учреждена Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 июня 1945 года. Автор рисунка медали — художник А.И. Кузнецов. Это единственная медаль, учрежденная не в связи со взятием или освобождением столицы, а в награду за взятие города-крепости.

Медалью «За взятие Кенигсберга» награждались «военнослужащие Красной Армии, Военно-Морского Флота и войск НКВД — непосредственные участники героического штурма и взятия Кёнигсберга (23.01.45–10.04.45), а также организаторы и руководители боевых операций при взятии этого города».

Медаль «За взятие Кенигсберга» носится на левой стороне груди и при наличии других медалей СССР располагается после медали «За взятие Будапешта».

После штурма
По воспоминаниям очевидцев и советских переселенцев, Кенигсберг после апреля 1945 года представлял собой печальное зрелище, город, за исключением нескольких районов, был практически полностью разрушен, по нему невозможно было передвигаться. Даже местное немецкое население с трудом ориентировалось в столице Восточной Пруссии.
Из воспоминаний офицера разведотдела 3-го Белорусского фронта Афанасия Григорьевича Синицкого:
«Добравшись до города, попытались проехать по главной улице. Однако вскоре поняли, что мысль об этом придется оставить. Подбитые орудия, сгоревшие автомашины, груды обломков преграждали путь. Отдельные здания еще горели. С треском разлеталась раскаленная черепица, дым разъедал глаза. Пришлось искать объезд. У нашего водителя от напряжения даже капли пота выступили на лбу… С большими трудностями мы добрались до вокзальной площади. На мостовой высились горы оружия: винтовки, автоматы, пулеметы, гранаты, патроны, пистолеты. Они, эти горы, росли на глазах. Все новые и новые колонны гитлеровцев проходили мимо них, освобождаясь от теперь уже бесполезного груза».
Манефа Шевченко приехала в Кенигсберг из Челябинска в 1945-м по вызову своего жениха, который остался здесь после окончания войны:
«Когда я прилетела, меня Саша встретил на машине. Мы из аэропорта поехали в Кёнигсберг. Мы так долго ехали, что я не выдержала: «Господи, когда же мы в город-то приедем?» Тогда Саша повернулся и сказал: «Мы уже десять минут по городу едем». Батюшки мои! Города не было! Одни развалины. Только кое-где вились дымки. Это были немцы. Они жили в этих развалинах. О водопроводе и электричестве оставалось только мечтать. Трамвайные пути разбиты.
Председатель Президиума Верховного Совета Литовской ССР Юстас Палецкис прибыл в Кёнигсберг сразу же после окончания войны:
«Помню главный город Восточной Пруссии из поездки в 1939 году —большой, солидный, напоминающий мне Ригу. Теперь мы нашли лишь место, на котором стоял Кёнигсберг. Были улицы, но не было домов. Сплошные развалины, лишь на окраинах кое-где остались особняки и виллы. В центре города —полуразрушенный замок. Перед замком —статуя "Железного канцлера"Бисмарка с простреленной щекой».
Обратим внимание, что основные разрушения центра Кёнигсберга произошли не по итогам штурма советскими войсками, а в результате массированных бомбардировок английской авиации, которые прошли в августе 1944 года. При бомбардировке Кёнигсберга англичане использовали новые реактивно-зажигательные бомбы, поэтому после налета город горел еще несколько дней.
Несмотря на большую трагедию Кёнигсберга, которую ему принесли амбиции руководства Третьего рейха, в городе происходили истории, которые показывали, что свет жизни пробивается сквозь мрак войны.
Зоотехник Владимир Полонский:

«Применил лечение к бегемоту 14 апреля 1945 года. Впервые оказал помощь, дав воды. Дальше попытался дать ему молока. В следующий раз —молотой свеклы. Бегемот принялся кушать. Но через три дня отказался.

Я поспешил дать бегемоту водки. Дал четыре литра. После чего бегемот стал сильно просить кушать…

Прошло две недели. Бегемот кушает слабо. Я решил дать водки —4 литра. Бегемот стал кушать хорошо… Удалось спасти бегемота, не отходя от него, через 21 день. Через один месяц и 19 дней я добился полного выздоровления и сейчас занимаюсь дрессировкой бегемота —катанием верхом на нем по парку».

Left
Right
Памятник 1200 гвардейцам
Памятник 1200 гвардейцам, торжественно открытый 30 сентября 1945 г., является первым монументом в Советском Союзе, увековечившим память павших в Великой Отечественной войне. Кроме того, это первый советский памятник в Кёнигсберге, так как на момент открытия мемориала город еще не был переименован. Над созданием памятника работала группа литовских скульпторов под руководством Ю.И. Мике­наса. «Город еще горит, — вспоминал Микенас, — и в горящем городе советский человек ставит памятник своему современнику, своему товарищу по оружию, своему брату». Памятник представляет собой пятигранный обелиск с рельефами, окруженный стеной с погребениями и бюстами героев. По бокам — две скульптурные группы. Группа «Победа», созданная Микена­сом, изображает двух бойцов, одного со знаменем в руке, другого — с автоматом, идущих в бой (арх. М. Мельчаков и С. Накушьян).
Постскриптум
Командующий 43-й армией Афанасий Павлантьевич Белобородов:
«В Москву, на Парад Победы, мы ехали через Кенигсберг. Воспользовавшись остановкой поезда, обошли улицы, посетили форты, казематы которых еще хранили запах пороха. Потом мне неоднократно случалось бывать в этом городе — ныне Калининграде. И каждый раз я шел на одну из площадей и подолгу стоял перед высоким гранитным обелиском, воздвигнутым в честь солдат Великой Отечественной войны.

На обелиске выбита надпись. Я знал ее наизусть, но читал снова и снова:

Вы прославили Советскую Родину,
И Родина будет славить вас вечно.
Отечество воспитало вас героями,
И геройски бились вы за Отечество.
Ваше мужество было беспримерным,
Ваша воля была непреклонной,
Ваша слава — бессмертна!