Известный дореволюционный историк Е.Шмурло пишет:
«В деле объединения Северо-Восточной Руси Витовт среди литовских князей — самый опасный противник московских князей. Для московских Даниловичей пока еще не существует Зарубежной Руси (т. е. они пока еще не думают о присоединении западно- и южнорусских земель); все их внимание пока сосредоточено на северо-восточных областях — программа же Витовта значительно шире: владея западными и южными областями Русской земли, он домогается и северо-восточных.
Витовт активно действует:
1) завоевывает Смоленск (1395);
2) требует подчинения себе от Новгорода; ищет себе в этих целях помощи у Ордена, предоставляя ему захват Пскова;
3) делает рязанских князей своими вассалами;
4) дает приют бежавшему Тохтамышу, обещается помочь ему воцариться в Золотой Орде с тем, чтобы тот, в свою очередь, помог ему потом взять Москву;
Тверь вновь заключила с ним союз, признала «многих русских земель государем»; пограничные с Москвою мелкие князья Брянские, Воротынские, Новосельские, Одоевские — те и не думают сопротивляться, совсем в его власти.
Восточная граница Литвы при Витовте отстояла всего почти на день езды от Москвы. Малолетний Василий II, внук Витовга, находился под его покровительством и вместе с князьями Тверскими и Рязанскими явился в Вильну ко дню предполагавшегося коронования; самым присутствием своим он лишь подчеркивал второстепенное значение Московского княжества. Политический перевес Литвы над Москвой был очевидный. Недаром же Витовта звали «держателем всей Русской земли».
Имела ли наступательная политика Витовта на Восток внутреннее оправдание? Полное. Витовт, конечно, литовский князь, но по этнографическому составу населения, которым он правил, по административным порядкам, сложившимся в Литовском государстве, его с одинаковым — если еще не с большим — правом можно было назвать русским князем. При нем русские земли составляли девять десятых территории Великого Княжества Литовского. «Уже Миндовг имел свою резиденцию в Новгороде, т. е. на территории Черной Руси, Руси Литовской, как она иногда называется. Во время смуты, наступившей после смерти Миндовга, та же Русь явилась оплотом для Миндовгова сына Воишелка, когда он начал спасение княжества от разложения, ему грозившего. Это было естественно, русские земли уже имели вполне сложившуюся организацию и управления, и военных сил — коренная Литва таковой еще не успела выработать. Русская культура, государственность и общественность, как более высокие, должны были неизбежно сыграть крупную роль в молодом Литовско-Русском государстве. Организация военного дела, постройка городов-крепостей, их гарнизоны и управление, княжеское хозяйство и администрация — предлагались литовцам в готовых формах и легко усваивались ими. «Русские названия должностей (городничий, наместник, тивун, конюший, ключник) появляются и в коренных литовских землях; русское слово «бояре» в значении воинов-землевладельцев, сделалось общим именованием этого класса почти по всему государству. Русский язык становится языком великокняжеского двора. «Русская вера» — православие — еще в лице сына Миндовга, Вошелка, имела своего горячего последователя. Браки литовских князей с русскими княжнами еще больше закрепляли русское влияние. Вильна явилась центром именно Литовско-Русского государства, а не просто Литовского княжества. Русские земли после монгольского завоевания собирались около двух центров, Литвы и Москвы, и шансов на завершение этого процесса, как должно было казаться поначалу, едва ли было не больше у первой, чем у второй».
Источник: Шмурло Е.Ф. Курс русской истории. Возникновение и образование Русского государства. 862-1462. - СПб.: Алетейя, 1998.
