Парламент Республики Молдова 21 июля текущего года заявил о том, что требует вывода российских войск из Приднестровья, и принял соответствующую декларацию. Причины обострения ситуации вокруг непризнанной республики и расстановку сил в молдавской политике аналитический портал RuBaltic.Ru обсудил с экс-депутатом парламента Республики Молдова, экс-советником президента Молдовы Владимира Воронина ученым-историком Марком ТКАЧУКОМ:
— Г-н Ткачук, почему произошла активизация вокруг приднестровского вопроса? Что стало подспорьем этому?
— Чтобы понять, с чем связано очередное приднестровское обострение в головах правящего парламентского большинства в Кишинёве, нужно оценить, что этому предшествовало. 20 июля правящее прозападное большинство вместе с якобы оппозиционной Партией социалистов, которая демонстрирует альтернативный геополитический вектор, нацеленный на Евразийский союз, изменило избирательную систему в Молдове.
Это решение крайне непопулярно в молдавском обществе, поскольку создает очень выгодные условия для того, чтобы Демократическая партия Молдовы, у которой сегодня большинство в парламенте, на следующих выборах получила беспрецедентное преимущество.
В этом смысле Партия социалистов, лидером которой является президент Молдовы Игорь Додон, подыграла демократам. Это была сделка, сделка крайне непопулярная не только в Молдавии, но и на Западе. Потому что западные партнеры Молдовы в Европейском союзе и в США очень критично отнеслись к такому способу удержания власти в стране правящим прозападным большинством.
Что же до новой декларации по Приднестровью, подобного рода шаржевые, карикатурные решения принимаются в Молдавии для того, чтобы «подольститься» к своим партнерам на Западе и продемонстрировать им особую геополитическую лояльность.
Это делается для того, чтобы коллеги в США и ЕС продолжали рассматривать Демократическую партию Молдавии в качестве своего основного партнера в стране. Это своего рода молдавские гарантии для западных коллег, что русские танки никогда не окажутся в Молдавии, никакой Русский мир не одержит верх и прочее. Это происходит не первый раз. Иными словами, декларация по Приднестровью — это политическая компенсация, как многим кажется в Кишинёве, не совсем прозападного и не совсем проевропейского решения, которое приняло правящее большинство.
— Получается, что декларация — это попытка обострить ситуацию вокруг Приднестровья в угоду иностранным коллегам. Есть ли сейчас перспектива того, что конфликт может перейти в горячую фазу?
— Показательно, что парламент Молдовы принял столь жесткую декларацию именно в годовщину подписания соглашения о прекращении огня в Приднестровье. Напомню, соглашение было подписано 21 июля 1992 года.
С одной стороны, с 1992 года практически никаких эксцессов, ни одного выстрела не случилось между Кишинёвом и Тирасполем. Ни одна из сторон не пыталась переходить красную черту. Мир был обусловлен совместной миротворческой операцией, в которой принимают участие миротворцы со стороны России, Кишинёва, Тирасполя, Украины и наблюдатели ОБСЕ. С одной стороны, мир, дружба и жвачка.
С другой стороны, в последнее время разыгрывать даже в симуляционных целях «приднестровскую карту» стало модно и вместе с тем чрезвычайно опасно. Мы видим, что правящий в Кишинёве режим делает жесткие антиприднестровские и антироссийские заявления лишь для того, чтобы подчеркнуть свой статус среди западных партнеров.
Это уже такие тяжелые наркотики. Неизвестно, чем Кишинёв будет подтверждать свою лояльность в следующий раз. Может быть, это будет обострение конфликта в прямом смысле этого слова. Граница между словами и делами может быть очень тонкой и ненадежной. Учитывая это, даже словесное декларативное бренчание доспехами не просто контрпродуктивно, но и опасно.
— Видимо, Вадим Красносельский, президент Приднестровья, занимает схожую с Вашей позицию. 25 июля он заявил (об этом сообщили «Новости Приднестровья»): «Подменить миротворцев, удалить российское присутствие — это путь к войне. Это недопустимо». Власти непризнанной республики говорят о том, что реализация этой декларации приведет к началу активной фазы войны и общему ухудшению ситуации в регионе, как это было до 1992 года.
— Конечно, в заявлении молдавского парламента присутствует огромная доля абсурда. Дело в том, что под соглашением 1992 года стоит подпись тогдашнего молдавского президента Мирчи Снегура. Выйти из этого соглашения сегодня практически означает перейти к военным действиям.
Молдавские власти, которые называют себя проевропейскими и прозападными, каждый раз, когда чувствуют, что западные партнеры от них отворачиваются, или начинают разыгрывать «российскую карту» (так, например, они приняли в первом чтении закон «О противодействии российской пропаганде»), или возвращаются к приднестровской теме как к наиболее уязвимой, учитывая нынешнюю позицию Украины.
Но никогда никто не говорит о более серьезных вопросах, которым сопутствует приднестровский конфликт. На обоих берегах Днестра, кроме очень небольшого миротворческого контингента, находятся серьезные военные формирования сторон.
С молдавской стороны это молдавская армия, пусть небольшая по численности, но усиленная большими подразделениями полицейских сил. А со стороны Приднестровья — почти 15‑тысячная армия. Если пытаться рассуждать в конструктивном ключе, государственническом, то сегодня нужно ставить вопрос не о ликвидации миротворческой операции (которую сейчас заменить объективно нечем), а в первую очередь о демилитаризации сторон. Это было бы гарантией выхода из сложившегося положения.
— Когда речь заходит о вероятности войны, следует понимать, что подобные решения не могут обойтись без участия верховного главнокомандующего, которым по Конституции Республики Молдова является президент. Сегодня это Игорь Додон, которого прозападным политиком считать не принято…
— Я думаю, что подобные конфликты не объявляются президентами, а, как правило, начинаются с локальных провокаций, которые устраивают третьи силы. Потом все друг друга обвиняют в том, что этими третьими силами являются спецслужбы из Тирасполя или Кишинёва. Дальше какое-то время продолжается стрельба и гибнут совершенно ни в чём не повинные люди. А потом уже так называемые государственные мужи пытаются что-то сделать.
В этой ситуации невозможно предположить, что Игорь Додон может повторить опыт Мирчи Снегура. Это исключено. Я думаю, что нет в Молдавии такого политика, который хладнокровно отдаст приказ о возобновлении боевых действий, подобных тем, которые были 25 лет назад.
Другое дело, что сегодня Игорь Додон вместе с правящей партией и ее лидером Владимиром Плахотнюком занимается симуляцией молдавской политической повестки дня. Один разыгрывает карту противостояния Додону, другой разыгрывает политическую карту противостояния «проклятому Западу». Вместе с тем они принимают нужное законодательство, отрабатывают сценарии совместного правления.
У нас в Молдавии принято считать, что в стране правит «тандем» из социалистов и демократов. И это политическая симуляция, в которую серьезные политики и настоящие политологи в Молдове и за ее пределами всё меньше верят. Эта симуляция стала надоедать, потому что у ребят один и тот же сценарий. В том числе в части обострения между Молдовой и Россией, между Кишинёвом и Тирасполем.
— Создаётся впечатление, что Игорь Додон пытается занять примирительную позицию между парламентом, Россией и Западом. Он пытался инициировать консультативный референдум по поводу ограничений, касающихся парламента, и расширения президентских полномочий. В эти полномочия в том числе должна была быть включена возможность роспуска парламента и сокращения численности депутатов. Конституционный суд Молдавии признал эту инициативу неконституционной, и референдум, по всей видимости, не будет проведен. Знал ли Игорь Додон, что не сможет реализовать свою идею? И чем он был мотивирован?
— С первого часа, когда он подписал проект проведения референдума, все знали, что это совместная игра тандема. Основная цель этой игры — отвлечь внимание общества, которое на выборах президента переоценивало способность кандидатов (в частности, Игоря Додона) изменить что-либо в Республике Молдова. Тогда уже говорилось, что для изменений у президента по Конституции не хватает полномочий.
Но в период предвыборной кампании все кандидаты били себя в грудь и говорили, что полномочий им хватит и всё будет хорошо. Выборы закончились — пришло похмелье, в том числе у избирателей. Нужно было подбросить какие-то тяжелые, более эффективные способы мобилизации общества. Один из этих способов назывался «Я проведу референдум!». Но с самого начала всем было понятно, что ничем это не закончится, просто несколько месяцев повозюкают электорат по асфальту.
А потом отыграют назад — по многим причинам, в том числе из-за Конституционного суда, который находится в руках правящего большинства. Этот суд принимал совершенно фантастические решения, которые не вписываются ни в какие нормы. Речь не идет уже не только о конституционном, но даже о феодальном праве: Конституция Республики Молдова была изменена Конституционным судом — не референдумом, не решением парламентского большинства. Поэтому инициатива Додона была с самого начала своеобразной политической симуляцией. Это очень печально.
Вы абсолютно правы в том, что Додон стремится проводить прагматическую политику в отношении Приднестровья. Таков социальный заказ его избирателей: более половины населения Молдовы заинтересовано в разрешении этой проблемы мирным путем: достижении соглашения с Тирасполем и разрешении конфликта на основе получения Приднестровьем гарантированного статуса в составе Молдовы. В этом смысле у Додона достаточно неплохие советники-государственники, которые вырабатывают неплохую программу по снятию целого ряда текущих проблем между Кишинёвом и Тирасполем, а проблем этих немало: в области телефонной связи, так называемых приднестровских автомобильных номеров и т. д.
Дело в том, что для реализации этой повестки дня нужны полномочия, которых нет ни у Додона, ни у его советников. Поэтому они в лучшем случае декларативно нечто объявляют, разговаривают с приднестровской стороной. Но реальные полномочия находятся у правящего парламентского большинства, с которым партия Додона сотрудничает по всем вопросам. То есть это замкнутый круг.
— Последние изменения избирательного законодательства дают больше преимуществ противникам Додона, нежели его сторонникам?
— Конечно.
Сегодня, согласно социологическим опросам, в рамках бывшей, уже измененной 20 июля избирательной системы Додон выиграл бы с баскетбольным счетом, потому что позиции всех остальных политических партий чрезвычайно шаткие. Некоторые из них просто не прошли бы в парламент.
Именно поэтому Демократическая партия и инициировала еще в позапрошлом году переход на так называемую смешанную систему, а затем предложила одномандатную систему. Им хватало бы голосов для того, чтобы провести любой законопроект. Но демократы создали имитацию дискуссии с социалистами и якобы пошли на компромисс, вернувшись к своему первоначальному проекту.
Благодаря внесенным изменениям Демократическая партия Молдовы, безусловно, путем подкупа, шантажа, использования всей административно-карательной вертикали, которая находится в ее руках, получит в следующем парламенте большинство. А социалисты, лидером которых является Додон, в лучшем случае возьмут 45–46 мандатов из 101.
— Что касается несостоявшегося референдума, там был и своего рода «культурологический» вопрос, имеющий для Молдавии очень большое значение, — это преподавание в школах предмета «История румын» и предложение заменить его на предмет «История Молдовы». Что это, попытка заигрывать с электоратом, который хочет изучать «Историю Молдовы», а не «Историю румын»?
— Это старая позиция, позиция всех левых партий. В свое время ее использовала партия коммунистов, членом которой являлся Додон.
На самом деле с 2003 года в Республике Молдова плавно произошли изменения: курс «История румын» был практически вытеснен в интегрированный курс «Всемирная история». В 2009 году, когда к власти пришла так называемая проевропейская коалиция, курс «История румын» был реабилитирован и возвращен в молдавские школы.
Парадокс заключается в том, что этого курса нет даже в Румынии. От названия «История румын» веет ксенофобией и национальной исключительностью. Нет истории французов во Франции, нет истории русских в России — есть история Франции, история России и т. д. Это по умолчанию определенная норма, которая свидетельствует о минимальном профессионализме людей, которые употребляют слово «история».
В этом смысле интенции Додона понятны и очевидны. Это старый вопрос, который не только вызывает протесты в левом сегменте молдавского общества, но и является предметом озабоченности международных организаций, в том числе Совета Европы. Несколько месяцев назад был опубликован четвертый отчет по Рамочной конвенции по защите национальных меньшинств, где с большим сожалением отмечалось, что в Молдове преподается ксенофобский курс «История румын», что дискуссия о курсе «История Молдовы» в стране отсутствует и к его возвращению в образовательные программы никак не готовятся.
Причем в курсе «История румын» (это не все знают) героизируется целый ряд нацистских преступников, включая Иона Антонеску, умалчивается о чудовищном Холокосте, который имел место и на территории Республики Молдова (в Приднестровском районе около 250 тысяч евреев было казнено в период Второй мировой войны румынскими оккупационными войсками). Я бы назвал это «академической катастрофой», которую нужно остановить.
Расстраивает цинизм, с которым Додон смешивает все вопросы, понимая, что судьба этого решения будет определена в Конституционном суде, и, более того, зная, как именно будет определена. Больше всего расстраивает и вызывает пессимизм то, что всё это игрушки в молдавской песочнице, состоящей из двух людей.
Плохо, что при всём имитационном характере этих вещей каждый день в Молдове происходят реальные перемены к худшему: ее покидают граждане, которым надоел этот цирк, которые уже не готовы быть зрителями в этом примитивном провинциальном спектакле. Конечно же, нарастают объективные угрозы и в зоне приднестровского конфликта.
— Как сейчас Додон воспринимается обществом? Какие у него были бы перспективы, если бы выборы прошли в ближайший год?
— Нет никаких сомнений в том, что он бы эти выборы выиграл. Это очевидно. Рейтинг его партии достаточно высок. Другое дело, что в парламенте он, скорее всего, проиграет, так как избирательная система была изменена.
Сегодня «тандем» Додона и Плахотнюка выполняет одну совместную функцию — они практически зачистили в Молдове политическое поле. Вся остальная оппозиция, которая, впрочем, на мой взгляд, по своему облику и содержанию вряд ли способна кого-то вдохновить, была зачищена. На представителей оппозиции были заведены уголовные дела.
Если бы выборы проходили в скором времени, то люди поддержали бы Додона, в том числе из-за безальтернативности: возникновения других кандидатов на левом и левоцентристском флангах просто никто не допустит.
Додон устраивает власть, потому что он — президент-блогер, который ездит на большие европейские «тусовки», делает громкие заявления, от которых ничего не зависит. Додон очень удобен тем ребятам, которым реально принадлежат рычаги власти в Молдове.
Они всегда могут пугать этим президентом своих западных партнеров, чтобы им прощали все те преступления, которые они совершают в Молдове, прикрываясь при этом синим флагом Евросоюза.
Я думаю, что личные перспективы Додона превосходны. Теперь он может быть многократно избран президентом. Додон лично не претендует на расширение своих полномочий, потому что может опереться на общество, вывести людей на улицы. Но этого он никогда не сделает, потому что царствовать гораздо приятнее, чем брать на себя бремя ответственности, которую люди ассоциируют с президентскими полномочиями.
