После терактов в Париже французский президент Франсуа Олланд выступил за более тесную координацию европейских стран с Россией в области безопасности. Активизировалось обсуждение создания широкой коалиции против «Исламского государства» (ИГИЛ). Однако лидеры Литвы, Латвии и Эстонии заявили, что ни в каких коалициях с Россией участвовать не будут. О последствиях такой позиции для политики ЕС порталу RuBaltic.Ru рассказал немецкий политолог Александр РАР:
- Господин Рар, руководители Прибалтики категорически отвергли участие своих стран в любых антитеррористических коалициях, включающих Россию, якобы, из-за политики России на Украине и в Грузии. Как Вы оцениваете подобный шаг?
- Очень надеюсь, что лидеры балтийских стран пересмотрят свое решение. Заявление, что они не участвуют ни в какой антитеррористической коалиции с Россией, ошибочно. Оно усугубляет раскол Европы, в котором уже участвуют прибалтийские государства, поскольку они отказываются забирать беженцев из Германии. Германия уже столько помогала последние 25 лет именно прибалтийским государствам, поддерживала их в экономическом и политическом плане.
Даже в спорах с Россией, где, казалось, нужно находить компромиссы, Германия все равно оставалась на стороне прибалтов.
И тот факт, что Прибалтика сейчас не солидаризируется с Германией и остальной Западной Европой по вопросу беженцев и по самому жизненно важному вопросу, по борьбе с общим злом — ИГИЛ, приведет к тому, что на прибалтийские государства будут смотреть косо.
Борьба должна вестись с терроризмом, который действительно угрожает Европе, в отличие от России, которая Европе не угрожает. Прибалтика тоже это должна понимать. Все цивилизованные страны здесь должны стоять на одной стороне, в первую очередь, солидаризироваться с Европой, с Францией, которая пережила катастрофическую террористическую атаку.
- На Ваш взгляд, корректно вообще увязывать борьбу с терроризмом и политику в отношении третьих стран — Грузии, Украины?
- Политика бывает разной. Но я хочу сказать, что позиция Прибалтики, причем настолько демонстративно заявленная, не усилит позиции этих трех стран в Европе. Из-за произошедшего на Украине в отношении России действуют европейские санкции. В то же время, минский процесс развивается все-таки более позитивно, чем многие думали. Возможно, в следующем году действительно удастся остановить там военные действия, и какое-то решение будет принято.
Минские договоренности надо поддержать, после чего будут уже сняты санкции с России. Прибалты опять встанут в позу и будут выступать против снятия санкций? Очень многих людей в Европе это, мягко говоря, смутит.
Сейчас самое главное в борьбе с международным терроризмом для Прибалтики — увидеть своё место в Европе. Все должны работать вместе, а не против друг друга. Россия в этой коалиции находится на стороне Запада. Мы нуждаемся в сотрудничестве с российской разведкой и авиацией. Отстраняться и становиться в позу здесь будет неправильным. Можно выслушать доводы Прибалтики, которая выбирает свою политику, но в ситуации, когда Франция испытала такое горе, Европа должна объединиться для достижения общеевропейской цели, и Россия в этом отношении вместе с нами борется против террора.
- Литва, Латвия и Эстония — маленькие страны. Могут ли они вообще внести весомый и полезный вклад в коалиционную борьбу с ИГИЛ?
- Я бы не преуменьшал значение маленьких государств в борьбе с терроризмом. Борьба с терроризмом имеет два фронта. Первый фронт — Сирия, где надо побороть ИГИЛ. Второй фронт проходит внутри Европы. Антитеррористическая коалиция будет не только ориентирована на борьбу с ИГИЛ в Сирии, но и на борьбу с международным терроризмом на европейской территории.
Прибалтика, может быть, считает, что она защищена от терроризма, но Польша, например, так не считает. Всякое может произойти. Хотя и не кажется, что ИГИЛ заинтересован в дестабилизации ситуации в Прибалтике и Восточной Европе, но это ошибочное мнение. Террористы могут ударить там, где захотят. Поэтому было бы правильно, если бы прибалты подключились к этой борьбе и стали работать с другими разведками, включая российские, и обмениваться между всеми странами важной информацией, способной защищать их общества. Они тоже должны участвовать во всем этом. Может быть, не армией, но и не ограничиваться моральной поддержкой и заявлениями. В том числе, должны участвовать и их силовые структуры.
- В немецких экспертных и политических кругах осознают необходимость более широкой коалиции против ИГИЛ?
- В Германии чувствуется полная солидарность с Францией. Мне это напоминает момент после террористических атак 11 сентября 2001 года на США. Германия в шоке. Франция очень близка к Германии. Это сердцевина Европы. Все понимают, почему это произошло именно в Париже. Париж живет бурной западной жизнью, для многих европейцев являющейся символом свободы. Удар по этому образу жизни воспринимается как удар по самому себе. Немцы именно так ощущают французскую трагедию и будут идти на всевозможные формы сотрудничества с Францией, считая, что ИГИЛ нужно победить.
Если сейчас все забыть и относиться к терактам как к единичному случаю, который, слава Богу, не коснулся Германии, это тоже будет ошибкой. Поэтому немцы полностью солидарны с французами, считают, что это был удар по Европе в целом. Германия хоть и не высказала желания или готовности отправлять войска в Сирию, но обеспечивать логистику и иначе помогать Германия будет. Подобная солидарность подает пример другим европейским странам, в том числе Прибалтике.
- Вы ранее поставили в один ряд солидарность по борьбе с ИГИЛ и солидарность в принятии беженцев. Недавно в ответ на критику за отказ принимать беженцев польский министр внутренних дел господин Блащак назвал главу Европарламента Мартина Шульца «примером немецкого высокомерия». Как такие заявления отражаются на европейской солидарности?
- Надо разделять вопросы терроризма и беженцев. Беженцы — сложная тема. Можно уже сказать, что по инициативе Германии начался громадный, не останавливаемый поток беженцев в Европу. Германия не ожидала такого наплыва. Сейчас она требует от соседних стран знаков солидарности. Солидарность для Германии будет означать то, что часть беженцев другие государства будут забирать себе, разгружая таким образом немецкую социальную систему.
Сложность в том, что, в отличие от немецкой социальной системы, восточноевропейские страны не подготовлены к принятию большого количества человек. Плюс, нельзя забывать, что на Востоке Европы есть исторический и, можно даже сказать, генетический страх перед исламом. Восток Европы был оккупирован Османской империей и вел с ней войны на суше, и общественное мнение там отличается от немецкого. Так что я понимаю определенные страхи на Востоке, где страны просто боятся большого наплыва арабского населения. В Германии такого страха нет. Германия, наоборот, считает, что она должна искупить вину за гитлеровское время и показать миру, что она более моральна, гуманистична, открыта и милосердна по отношению к беженцам и страждущим. Поэтому Германия вносит огромную лепту в интеграцию более миллиона мусульман в немецкое общество. Это титаническая задача. Большинство немецкого населения считает, что Германии это не удастся.
При том, что страхи и недовольство восточноевропейских государств понятны, принцип европейской солидарности должен сыграть свою роль. Грош цена Евросоюзу, если такой вопрос, как беженцы, раскалывает его. Вообще становится страшно за будущее – что будет с ЕС, если он не выдержит экзамен на прочность?
