Развитие конфликта Варшавы с Брюсселем показывает, что новое польское руководство готово идти до конца в борьбе за самостоятельность от руководства ЕС и право на свою особенную модель развития. Если спустя 10 лет после неудачной первой попытки партия «Право и справедливость» удержится у власти и докажет жизнеспособность своего правоконсервативного курса, то это может принципиально изменить геополитическую ситуацию в Восточной Европе. Новая Польша может пойти по пути прометеизма и взяться за возрождение Речи Посполитой в формате направленного против России балтийско-черноморского альянса — Междуморья. Но может пойти и по пути венгерских коллег-консерваторов, самостоятельность и оригинальность политики которых привела Венгрию к возрождению сотрудничества с Востоком.
В первый раз партия «Право и справедливость» пришла к власти осенью 2005 года. Тогда в руках ПиC так же оказались правительство и президентура, так же был выбран крайне правый консервативный курс и так же быстро, как и сейчас, возник конфликт нового польского руководства с Брюсселем. Уже в 2006 году Польша переживала и внутриполитический кризис, и кризис в международных отношениях, накладывающиеся друг на друга. Европейское сообщество было возмущено уголовными делами на политических оппонентов президента и премьера Качиньских, сверх консервативной социальной политикой и форсированной клерикализацией польского общества. В этом возмущении с евробюрократией и «старой Европы» было солидарно либеральное городское население в самой Польше — в призывах не превращать демократию в диктатуру большинства Брюссель был един с польской оппозицией.
В итоге оказалось, что польские консерваторы и впрямь слишком резко взяли вправо и не вписались в поворот: кризис, вызванный приходом к власти «Права и справедливости», закончился досрочными парламентскими выборами, победой на них праволиберальной «Гражданской платформы» и уходом партии близнецов Качиньских в оппозицию, из которой она, как казалось многие годы, не выберется никогда.
Сегодня ситуация с несущественными отличиями развивается по аналогии с событиями 10-летней давности.
Осенью 2015 года «Право и справедливость» вновь выиграла выборы в Сейм и сформировала правительство, во второй раз сосредоточив в своих руках все командные высоты польской политики (пост президента у «ПиС» уже был). Спустя всего несколько недель после формирования правительства резкие действия нового руководства вывели на акции протеста сторонников проигравшей «Гражданской платформы» и нескольких малых партий.
В новом году солидарность с польской оппозицией проявил Брюссель, дошедший до угроз введения санкций против Варшавы — конфликт польских правых с руководством ЕС разгорелся в рекордно короткие сроки (здесь нелишне напомнить, что одним из лидеров евробюрократии — председателем Совета ЕС — является экс-премьер Польши и лидер «Гражданской платформы» Дональд Туск). Если продолжать аналогию с процессами десятилетней давности, то теперь Польшу ждут коррупционные скандалы, «война компроматов», углубление конфронтации с Брюсселем, ссора с Берлином (с Москвой Варшаве ссориться не надо — их отношения в последние годы давно уже испорчены) и досрочные выборы, на которых партия Качиньского будет отстранена от власти.
Если же в ближайший год-полтора польские консерваторы справятся с оказываемым на них давлением, удержатся у власти и отстоят право на свою модель развития и суверенный, несогласованный с Брюсселем политический курс, то геополитическая ситуация в Восточной Европе заметно изменится.
Существуют две базовые модели польской внешней политики, условно именуемые политика Пястов и политика Ягеллонов. При Пястах — первой королевской династии — Польша развивалась преимущественно в контактах с западными соседями — немцами. При Ягеллонах — династии выходцев из Литвы — Польша сблизилась с Великим княжеством Литовским и превратилась в итоге в средневековую империю Речь Посполитую, осуществляющую экспансию на восток и борющуюся с Московией за земли нынешних Белоруссии и Украины. Эти две базовые модели так или иначе воспроизводятся при формировании очередной внешнеполитической концепции Польши. Все восемь лет правления «Гражданской платформы» оппозиция неустанно говорила о том, что команда Туска «сдает поляков Берлину» — сближение с Германией, совместные стратегические проекты в экономической сфере и наплыв в Польшу немецкого бизнеса были самым заметным эффектом от внешней политики Польши 2007–2014 годов.
Применительно к контактам с восточными соседями у поляков до украинского кризиса была популярна фраза «у Польши нет восточной политики». Фраза эта абсолютно не соответствовала действительности, зато недвусмысленно расставляла внешнеполитические приоритеты. Новый польский президент Анджей Дуда, избранный как кандидат от «Права и справедливости», в первые же дни на новом посту выступил с концепцией Междуморья — очередной реинкарнацией идеи маршала Пилсудского о балтийско-черноморском альянсе восточноевропейских государств во главе с Польшей, служащего «санитарным кордоном» от России и инструментом геополитического разделения России и Германии.
Теперь формирование Междуморья может стать идейной основой борьбы Польши за региональное лидерство и подчинение соседних государств влиянию Варшавы, которое будет альтернативно влиянию Брюсселя.
На практическом уровне это означает прежде всего борьбу за установление польского контроля над родиной Ягеллонов — Литвой. Естественному и, казалось бы, само собой разумеющемуся стратегическому союзу Польши и Литвы не дает состояться критическая зависимость официального Вильнюса от Еврокомиссии. Президент Литвы Даля Грибаускайте, спровоцировавшая несколько лет назад польско-литовский конфликт (который до конца не урегулирован), выступила именно как представитель интересов Брюсселя, не заинтересованного в усилении региональных позиций излишне самостоятельной и строптивой Варшавы.
Стратегический союз с Литвой может открыть для польского влияния всю остальную Прибалтику, поэтому при проявлении Польшей амбиций регионального лидера неизбежно начнется борьба с Брюсселем и его ставленниками в Вильнюсе за попадание Литвы в польскую сферу влияния.
Ягеллонская линия неизбежно означает активизацию работы Польши по Белоруссии. Здесь задача польской дипломатии остается неизменной — не мытьем, так катаньем добиться геополитической переориентации Белоруссии и отказа официального Минска от строительства Союзного государства с Россией.
В случае с Украиной такой задачи не стоит: Украина и так последовательно разрывает все связи с Россией и превращается в неотъемлемую часть «санитарного кордона». В данном случае цель польской дипломатии — стать агентом США в деле управления Украиной и урегулирования украинского кризиса. Неслучайно польские официальные лица уже добивались включения Польши в Минский процесс — если США в Минский формат вписаться не удается, то это должна сделать Польша как заинтересованная в мирном урегулировании крупная европейская страна и представитель американцев.
Такой, по-видимому, и будет внешняя политика Польши, если команде Ярослава Качиньского все-таки удастся сохранить за собой власть на ближайшие несколько лет и отстоять самостоятельность и аутентичность своего курса. Единственной альтернативой возрождению ягеллонской идеи и прометеизма для «ПиС» могла бы стать политика по образцу Венгрии. Там в 2010 году к власти пришли правые консерваторы, очень близкие по взглядам к «Праву и справедливости». Так же, как и их польские коллеги, команда Виктора Орбана в рекордно короткие сроки разругалась с Брюсселем — против Будапешта инициировали введение санкций, а в прошлом году даже звучали предложения выгнать Венгрию из Евросоюза.
Самым парадоксальным во внешней политике венгерских правых стало то, что самостоятельный и несогласованный с Брюсселем курс привел Венгрию к сближению с Россией и развитию экономического сотрудничества с Востоком.
Казалось бы, пришедшая к власти в Будапеште партия «Фидес» — это представители самых заядлых антикоммунистов, антисоветчиков и русофобов, счет которых к России тянется от участия Николая I в подавлении венгерской революции 1849 года. Тем не менее Будапешт при Викторе Орбане выступал за строительство «Южного потока», заключил контракт с «Росатомом» на строительство атомной электростанции и выступал против международной изоляции России на пике украинского кризиса. И все это — на фоне кризиса в отношениях с Брюсселем и Берлином.
Теоретически, Польша при правительстве правых консерваторов могла бы пойти по пути венгерских единомышленников. Однако на практике это маловероятно, потому что кроме Брюсселя и Берлина есть еще Вашингтон. При всех попытках выступать против Евросоюза ни одно польское правительство никогда не ставило под сомнение беззаветную преданность Польши американским союзникам (что и позволяло полякам вести себя по отношению к ЕС вольнодумно и строптиво).
Геополитически Польша для США гораздо важнее той же Венгрии, поэтому закрыть глаза на сближение польского руководства с Россией Вашингтон не сможет.
Польша — одна из самых больших стран ЕС с одной из самых больших армий в Европе; она граничит с Россией и Украиной и играет важнейшую роль в политике «сдерживания Кремля» и раскола европейского континента на Россию и ЕС. Поэтому более вероятно, что правоконсервативная Варшава не столько для себя, сколько для Вашингтона все-таки будет строить в Восточной Европе Междуморье.
