В Калининграде прошла презентация книги Галины Сапожниковой «Кто кого предал. Как убивали Советский Союз и что стало с теми, кто пытался его спасти». В книге рассказывается об обстоятельствах восстановления независимости Литвы и о судебных процессах, организованных новой властью против сторонников советского строя. В презентации принял участие бывший «альфовец» Михаил ГОЛОВАТОВ. Он значится среди 65 человек, подозреваемых Литвой в «преступлениях», совершённых в январе 1991 года в ходе стычек у Вильнюсской телебашни. М. Головатов рассказал порталу RuBaltic.Ru, как развивались события в ту историческую ночь:
– Михаил Васильевич, на момент событий в Вильнюсе 13 января 1991 года Вы были заместителем командира Группы «А» 7-го Управления КГБ СССР в звании подполковника. Можно сказать, Вы руководили действиями «Альфы» в Вильнюсе?
– Всей операцией руководил Ачалов (Владислав, заместитель министра обороны СССР – прим. RuBaltic.Ru). Я руководил подразделениями, которые были задействованы на телецентре и телебашне.
– Какие силы находились под вашим командованием?
– 64 офицера и две служебных собаки.
– Как Вы можете описать обстановку в Литве в те дни?
– Я всего-навсего находился в Вильнюсе с 7-го по 14 января. Приехал поездом. Дальше, 10-го числа, встретил своих сотрудников в аэропорту. Мы провели рекогносцировку двух объектов – телецентра и телебашни. И, в соответствии с решением штаба, провели подготовку к проведению операции по восстановлению конституционного строя и освобождению объектов от захвативших их лиц, которые вели телетрансляцию на литовском языке. У нас была задача – освободить телецентр и телебашню и дать возможность журналистам центральных каналов советского телевидения вести передачи на русском языке.
– Если говорить максимально чётко – перед Вами сформулировали цель освободить телебашню, и всё?
– Да: освобождение от захватчиков операторских и студийных комнат. И если говорить о телебашне, то внутри неё просто-напросто были вооружённые люди, которые не допускали персонал, который должен был обслуживать находившиеся там ретрансляторы.
– Кто отдал Вам приказ о начале операции?
– Приказ передислоцироваться в Вильнюс дал начальник нашего Управления генерал-лейтенант Расщепов Евгений Михайлович. Он уже давно умер. Это был его приказ. А свыше команду дал председатель КГБ Владимир Крючков. Потому что только по указанию Крючкова могли задействовать наши подразделения.
– Откуда Вы получили информацию о том, что телебашню заняли вооружённые люди?
– В Литве находились подразделения КГБ, курировавшие данный вопрос. Курировали телевидение, печать, радио. Мы получали информацию от них. Руководил КГБ Литовской ССР в тот момент генерал-майор Станислав Цаплин. На месте был и председатель КГБ, но он самоустранился.
– Во время операции Вы взаимодействовали с военными частями?
– Конечно. У нас была задача освободить телебашню, осуществить допуск работников, после чего отдать под охрану подразделениям, введённым в Вильнюс: Псковской дивизии ВДВ и военнослужащим конвойной дивизии внутренних войск.
– Раз было известно, что башню заняли вооружённые люди, стало быть, Вы были готовы к вооружённому сопротивлению?
– Конечно.
– В ходе дискуссий о столкновениях возле телебашни периодически поднимается вопрос, были ли у военных холостые патроны…
– Это всё словотворчество, которое, может быть, родилось после того, как появились погибшие. Что бы ни говорили о том, кто там дал команду проводить мероприятия по освобождению, – мы работали против гражданских лиц, которые находились вокруг телецентра и телебашни в период действия комендантского часа. Это с 1:30 до 4 часов ночи. С 24:00 до 6 утра был введён комендантский час. Ввёл его начальник Вильнюсского гарнизона генерал-майор Владимир Усхопчик. Действие комендантского часа распространялось на всех. Военнослужащие могли передвигаться только при использовании определённого пароля. Гражданское население тем временем оказывало сопротивление путём выставления «живого щита» перед военнослужащими.
– Вы были готовы к толпам безоружных людей, «живым щитам»? Как Вы должны были по инструкции на них реагировать?
– Это не инструкции, а тактика действий спецподразделения при проникновении в здание, захваченное террористами, экстремистами или вооружёнными лицами, которые высказывают какие-то свои намерения и требования. Когда мы подъехали к месту, мы увидели до 5 тысяч человек вокруг телебашни, несколько танков Т-72 советской армии и БМП десантников.
– Кто первым открыл огонь?
– По замыслу штаба, для того, чтобы расчистить нам проход к телебашне, танки должны были произвести холостые выстрелы и заставить толпу разойтись.
– В воздух?
– Да. И холостыми. Что из себя представляет холостой выстрел? Есть медицинские нормы и показания при проведении стрельб, фейерверков и так далее. По ним разрешён холостой выстрел где-то в 140 децибел, то есть чтобы не причинить вреда гражданскому населению. Применение боевых зарядов порядка 210 децибел может разорвать перепонки. Но до 150 децибел стрелять можно.
Произвели по холостому выстрелу – один, второй танк. Толпа как стояла, так и стоит. Коридора для нас не было образовано. Поэтому я принял решение искать брешь в толпе.
Мы были в радиофицированных касках, в крытой машине ЗИЛ-131. Я дал команду двигаться в тыл телебашни. И, применяя приёмы рукопашного боя, мы могли расталкивать толпу и продвигаться к тыловой части объекта.
– Проще говоря, толпу решили не рассеивать, а объехать стороной?
– Совершенно верно.
– Вы говорите про приёмы рукопашного боя – пришлось драться? К примеру, бить прикладами?
– Нет. Как я упоминал, у нас были служебные собаки. Толпа от них отходила. Мы работали как по тактике при освобождении заложников, когда надо причинить как можно меньше вреда находящимся рядом людям. Когда мы зашли на первый этаж, защищающаяся сторона – боевики «Саюдиса» – включила систему пожаротушения. Они пустили инертный газ неон. Нам было нечем дышать. С собой были противогазы. Мы их надели – появилась возможность открыть окна, проветрить помещение. Основной задачей было то, чтобы они не смогли потушить «контур» на 31-м этаже – там стоял рубильник. «Контур» – это излучающая система ретрансляторов, идущая из Вильнюса на Эстонию и Латвию. Если этот «контур» будет потушен, его не наладишь ни за месяц, ни за два. Таковы технические особенности.
– Когда зашли внутрь башни – кого увидели? Вооружённых боевиков нашли?
– Даже больше: мы изъяли пять пистолетов ПМ.
– «Саюдисты» оказывали сопротивление?
– Стрельбой – нет. Им было некуда деваться. Выпрыгнуть они не могли. Мы их просто разоружили и передали конвойным подразделениям.
– Вы сказали, что танки дали два холостых выстрела. А Ваша группа применяла оружие?
– Исключено! Где есть массовое скопление людей, применение оружия запрещено.
– То есть правильно ли я понимаю, что Ваша группа не истратила ни одного патрона?
– Ни одного патрона. Ни одного.
– По Вам вели огонь?
– В районе 4 часов утра появилась информация, что в телецентре среди «альфовских» сотрудников «один на минус»: погиб Виктор Шатских. Он погиб только из-за того, что ребята не могли вызвать «Скорую помощь» и отправить его в лечебное учреждение. 40 минут не могли с ним пробиться. У него свернулись оба лёгких.
– На последнюю годовщину штурма телебашни на страницах литовского портала Delfi вышел репортаж, говорящий о том, что Шатских застрелили в спину свои же.
– Это домыслы. Как может погибнуть офицер, замыкающий строй? Он пришёл к нам, прослужил шесть месяцев. Впереди шли более подготовленные люди. Будучи молодым офицером, Шатских шёл крайним. Дойдя до второго этажа, он предупредил начальника отделения, сказал: «Евгений Николаевич, мне плохо». И упал. Если бы, допустим, был выстрел от своих, сзади всё равно бы кто-нибудь шёл или бежал, правильно?
– А 14 жертв с литовской стороны?
– Вот Вы спрашиваете, стреляли ли по нам. Да, стреляли! Почему? Потому что были вспышки с соседних домов. Мы подошли к ЗИЛу. Я запросил штаб, чтобы для перевозки личного состава нам выслали БТРы. Чтобы была «броня». Обстрел шёл с крыш соседних зданий. «Конвойникам» и десантникам приходилось прятаться за БМД и БТР, на которых они выдвигались к башне.
И за нами пришли три БТР. Потому что стреляли и по толпе, и по башне. Как говорил Палецкис (осуждённый в 2012 году за «отрицание советской агрессии» литовский политик Альгирдас Палецкис – прим. RuBaltic.Ru), свои стреляли в своих.
Извините, я повоевал и могу отличить выстрелы, произведённые из охотничьего ружья или «мосинской» винтовки, от выстрелов, произведённых из автомата. Из автомата не было. Зато были выстрелы из нештатного оружия и малокалиберного. Были вспышки. Штаб подослал нам «броню», мы загрузились. Но когда мы шли от телебашни до сборного пункта у городского военкомата, с мостов, которые были над нашей дорогой, на БТРы сбрасывали бордюрный камень. Если бы мы шли на крытых машинах, среди нас тоже были бы жертвы – на брезент сбросили бы камень весом до 300–400 килограмм.
– Витаутас Ландсбергис говорил, что Вы собирались ещё штурмовать Сейм, поэтому на следующий день он лично договаривался с военными, чтобы штурма не было…
– С кем договаривался? Ну, это чушь, что он мог с кем-то там договориться. Нам вменяют насильственное изменение конституционного строя. Мы что – штурмовали парламент? Штурмовали Совет министров? Нет. Мы выполняли приказы, относящиеся к союзной собственности. Телецентр и телебашня были собственностью союзного Центра.
– Были ли планы штурма Сейма на экстренный случай? Литовцы очень опасались нападения на Сейм, возводили баррикады.
– Опять: идти на здания, которые не представляли… Мы депутатов, что ли, лишали своей неприкосновенности? Мы их выбрасывали? Быть такого не могло! Они были действующими депутатами Сейма, избранными гражданами Литовской ССР.
– На Ваш взгляд, насколько было оправданно введение в Вильнюс танков и вообще тяжёлой техники?
– Есть положения, которые не граничат с какими-либо преступлениями. Это комендантский час. Гражданское население не должно находиться на территории города или населённого пункта в определённое время, о чём было объявлено повсеместно. Соответственно, было предусмотрено, что во время продвижения бронетанковой техники улицы будут свободны. Но Ландсбергис призывал: выходите, защищайте! Кто виноват в итоге?
– Каким было Ваше личное отношение к той политике литовского руководства?
– Если кто-то говорит: «Я – царь», – противоположная сторона тоже должна понимать, что он царь. Раз я был военнослужащий, я знал, что, если мне Язов (Дмитрий, министр обороны СССР – прим. RuBaltic.Ru) или Крючков отдал приказ, значит, я был абсолютно уверен, что Литва – это Советский Союз. Что нет какой-то там республики, которая приняла конституцию 38-го года. Я ехал по советскому паспорту, платил советскими деньгами, останавливался в гостинице, где вся атрибутика была Советского Союза. И свои действия я расценивал как законные.
– На аргументы литовцев внимания не обращали?
– Как обращать внимание, если я сижу на совещании штаба под руководством генерала армии, который докладывает, что министр получил добро от главнокомандующего Советского Союза на проведение операции по освобождению телецентра и телебашни? Я действовал по утверждённым планам и военным расчётам.
– Приходилось сталкиваться с Ландсбергисом?
– Он приезжал в Москву в 1991–1992 годах. Встречался с Ельциным в Кремле. Коржаков (Александр Васильевич, руководитель Службы безопасности президента РФ в 1991–1996 гг. – прим. RuBaltic.Ru) передавал мне, что при каждой встрече он говорил: «А почему Головатов до сих пор служит?» А так я Ландсбергиса только по телевизору видел. Я ушёл на пенсию в 1992 году в возрасте 42 лет.
– Существует информация, что нынешний президент Литвы Даля Грибаускайте могла быть в те годы связана с КГБ. Вы что-нибудь слышали о ней тогда?
– С ней не пересекался. Но слышал её высказывания, что господин Ландсбергис добился освобождения Литвы, а она добьётся от России выплаты компенсации за оккупацию Литвы.
– Недавно Литва возобновила процесс расследования по «делу 13 января». На Ваш взгляд, литовское общество имеет право требовать расследования тех событий?
– Оно должно требовать, понимаете? По указанию Ельцина в Литву передали 37 томов уголовного дела, которое расследовала советская военная прокуратура – и закрыла его по части действий советских военнослужащих в Литве, не найдя фактов, связывающих армию с гибелью людей. Материалы передал генеральный прокурор СССР Николай Трубин. На основании тех документов литовские власти осудили шесть человек, так называемых «красных профессоров» (бывших функционеров Компартии Литвы, лояльных Москве – прим. RuBaltic.Ru). На основании тех же документов, в соответствии с недавними изменениями в уголовном законодательстве, Литва сейчас инкриминирует нам военные преступления, не имеющие срока давности. Так вот что я сделал из военных преступлений или преступлений против человечности? Я кого-то убил? Я кого-то задавил?
– Ранее были попытки вызвать Вас на допрос, заманить в Литву?
– Меня уже опросили в 1991–1992 годах. Я давал показания в прокуратуре СССР. Больше никаких извещений ко мне не приходило вплоть до 2011 года, когда меня задержали в Австрии по запросу Литвы. Австрийская судебная система меня освободила, я выехал в Москву. Австрийцы не нашли состава преступления в моих деяниях.
– Сейчас перед литовским судом предстают только два человека: Геннадий Иванов и бывший танкист калининградец Юрий Мель. Думаете, какая их ждёт судьба? Есть ли шанс, что их освободят?
– Я пребываю в том же качестве, что и они. Только Мель сидит в одиночке в Вильнюсском изоляторе 2,5 года, а я нахожусь в России. Но меня ограничили в правах: я не могу выезжать за границу в связи с тем, что генеральный прокурор Литвы незаконно выписал ордер на мой арест. Мне даже уведомления с описанием инкриминируемых мне преступлений не отправили. Абсолютно уверен, что Иванов и Мель будут освобождены и Мель вернётся на родину. Хотите дальше спросить – когда?
– А у Вас есть прогнозы?
– Ну, я в голову Дале Грибаускайте залезть не могу. Это всё политизировано. Грибаускайте так себя ведёт, потому что она должна показать, какая она хорошая, а Россия якобы должна заплатить Литве десятки миллионов долларов.
– Вы считаете, кто должен понести ответственность за жертвы 13 января 1991 года у Вильнюсской телебашни?
– Могу в ответ спросить: Палецкис неправильно сказал, что «свои стреляли в своих»? Я говорю: да, стреляли. Я очевидец этого. В уголовном деле есть материалы, видеосъёмка, которые говорят: люди погибли от «мосинской» винтовки. Кто у нас мог стрелять из «мосинской» винтовки?
Буткявичюс (Аудрюс, начальник Департамента охраны края в 1991 году – прим. RuBaltic.Ru) говорил, что он разместил в соседних зданиях своих пограничников, и они стреляли. «Только благодаря крови мы добились своей демократии», – это его слова.
Что до вопроса ответственности, в Вильнюсе был введён комендантский час. Кто призывал жителей выйти на улицы, приехать из провинции в город и встать на защиту демократии? Буткявичюс и Ландсбергис. Мы могли знать о том, что было принято решение, что Литва – независимое государство? Нет. Военные, служившие в СССР, об этом не знали. Литва разве вводила свои паспорта, валюту? У Литвы была своя армия? Литва жила за счёт советского бюджета до 1992 года. Вы понимаете, кто такие комбатанты? Они должны иметь форму, знаки различия, оружие, документы. Ландсбергис выставил «живой щит» перед регулярной армией. Виноват он. Как и Буткявичюс, который организовал бойню вокруг телебашни.
