В самопровозглашённых Донецкой и Луганской народных республиках состоялись выборы политического руководства. Украинская революция продолжается, и тем, кто по-прежнему считает Донбасс частью Украины, оценивая выборы 2 ноября «по майданному счёту», придётся признать, что по части революционных преобразований Донецк и Луганск оставили далеко позади остальную Украину.
Применительно к украинским событиям у сторонников Майдана и приведённого им к власти политического руководства по-прежнему торжествует принцип двойных стандартов, когда они почитают Юго-Восток нулями, а единицами — себя. В марте-апреле этого года на востоке и юге Украины происходило ровно то же самое, что в ноябре-феврале происходило на западе и в центре. Те же десятки тысяч украинских граждан выходили на улицы, захватывали административные здания и создавали альтернативные государственным силовые структуры, требуя ликвидации «бандитской власти», отстранения от государства паразитирующих на нём олигархов и демонтажа системы государственного управления, которая за 23 года довела Украину до положения «банановой республики» из тропической Африки.
Разница была в том, что в Харькове, Донецке и Луганске всё это делалось не в вышиванках и под флагами ЕС, а с георгиевскими ленточками и под флагами России. Специфика западных аграрных регионов проявилась в обращении к мифологии УПА и требованиях дать возможность ездить на заработки в Европу, специфика восточных регионов-доноров — в обращении к памяти о Великой Отечественной войне и требованиях федерализма и налоговой автономии. Трагедия Украины в данном случае вновь проявилась в дегенеративности её постсоветского политического класса.
Ни у кого в Киеве не хватило ни интеллекта, чтобы увидеть, ни силы воли, чтобы заявить, что события на Востоке — это всё та же украинская революция, продолжившаяся с противоположной Майдану стороны.
По сути ведь сбылась зимняя мечта столичных активистов: Майдан-таки пробудил Юго-Восток! Оставалось только возглавить это восстание и взять на вооружение абсолютно европейские принципы федерализма, субсидиарности, налоговой автономии и признания культурного многообразия Украины, чтобы сделать украинскую революцию общенациональной. Майдан же стоял за европейскую Украину — вот, сразу же после победы ему представилась возможность поступить по-европейски, тем более что с необходимостью демонтировать постсоветскую систему власти согласны все граждане страны — от Львова до Донецка.
Вместо этого пошла лавина расчеловечивающей лексики: «вата», «колорады», «даунбассы», «отсталые совки». Люди, которые зимой демонстративно хохотали над попытками Москвы объявить Майдан результатом активности агентов ЦРУ, весной не задумываясь объявили такие же «майданы» в Донецке и Луганске сборищем агентов ФСБ. Во Львове и Ивано-Франковске облгосадминистрации захватывал «гордый украинский народ», а в Донецке и Луганске это делали «нанятые Путиным террористы». Президент Янукович не имел права применять насилие против восставших, зато новая власть обладает монопольным правом «мочить» восставших артиллерией и авиацией...
В результате подобных двойных стандартов вместо общенациональной революции украинских революций стало две. Причём вторая из них заметно обгоняет первую.
Когда состоялся референдум о независимости Донецкой и Луганской республик, его тут же объявили нелегитимным. Конечно, референдум 11 мая был нелегитимным. А Майдан был легитимным? А результаты Майдана в виде свержения избранного президента и прихода к власти временного правительства при силовом давлении на парламент были легитимными? Там и там произошла революция, только на населённом «пассивными совками» Донбассе она проявилась гораздо ярче. По самым скромным и заниженным киевским оценкам, на референдум о независимости пришла треть избирателей Донбасса. По самым нескромным и завышенным (тоже киевским) оценкам, на Майдан в пиковые моменты выходило больше миллиона человек — каждый третий киевлянин. То есть даже по майданному счёту выходит, что «русская весна» в отдельно взятом регионе Юго-Востока по численности оказалась равна «революции достоинства» на западе и в центре.
Но кроме количественных характеристик, есть ещё и качественные. Референдум — это на порядок более сложная и высокоорганизованная форма протеста, чем митинг на площади с вопящими со сцены ораторами. Это и куда более цивилизованная форма протеста: красочная картинка с гигантской толпой народа взывает исключительно к эмоциям аудитории, тогда как результаты референдума — к разуму. Наконец, несравнимо выше уровень личной ответственности: в толпе на Майдане можно было затеряться, а на референдуме 11 мая миллионы людей расписывались в документах, что пришли участвовать в не признаваемом центральной властью мероприятии.
Если после такого протеста сторонники Майдана проигнорировали явку на референдум и продолжили утверждать, что на Донбассе мутят воду засланные Путиным диверсанты, а народ там на самом деле за Майдан, но с диверсантами не борется, потому что живут там «отсталые совки», лишённые гражданского сознания, то вопросы об уровне развития возникают уже к ним.
Выборы 2 ноября в самопровозглашённых республиках нужно рассматривать в той же революционной логике. Их сравнивают с недавними выборами в Верховную раду Украины, хотя правильная аналогия — президентские выборы 25 мая. В обоих случаях главной задачей выборов были оправдание свержения старой власти и легитимация нового руководства путём всенародного плебисцита. В обоих случаях эта задача была выполнена: избрание в первом туре президентом Порошенко 25 мая и явка за 60% на выборах руководства ДНР и ЛНР 2 ноября обеспечили легитимность и тех, и других революционных событий. И в Киеве прекрасно понимали, что выборы на Донбассе именно к этому и ведут: неслучайно Украина добивалась их перенесения на 7 декабря — там явно рассчитывали собраться к этому времени с силами для возобновления «антитеррористической операции».
Отмена Закона об особом статусе Донбасса, экстренное заседание СНБО Украины и участившиеся разговоры о возобновлении военных действий — это реакция украинских властей на прошедшее голосование, причём реакция иррациональная и истерическая.
По сути, это реакция реакционного режима на революцию, потому что «русская весна» на востоке Украины добилась куда больших результатов в борьбе с коррупционным олигархическим строем, чем Майдан.
В Донецке и Луганске уже произошло то, чего Украине ещё предстоит долго и мучительно добиваться: смена постсоветского политического класса — источника большинства украинских бед. Избранный глава Донецкой народной республики Александр Захарченко за свои 36 лет не имел никаких общих дел с «донецкими», Януковичем и «распилом» бюджета — зарабатывал на жизнь, разрабатывая «копанки». Большинство депутатов Донецкой и Луганской республик также никогда не занимали государственных постов и крайне критически высказывались о хозяйничавшей на Донбассе Партии регионов и своём бывшем губернаторе Януковиче.
Для сравнения: в Киеве по итогам Майдана на высшей государственной должности сидит один из основателей Партии регионов, кум Ющенко и министр экономического развития при Януковиче. А премьер-министром при нём — бывший протеже Ахметова. Власть там сейчас делят те же несколько олигархических групп, что делили её ещё при Кучме. Поэтому неудивительно теперь их желание со второй попытки всё же сровнять Донецк и Луганск с землей. Другое дело, что активисты Майдана, заявлявшие об антикриминальной и антикоррупционной революции, теперь горой должны стоять за новую власть Донецка и Луганска. Но не делают этого: отсутствие вышиванок на бывших согражданах покоя не даёт.
