Скандал разразился после того, как смоленская пресса обратила внимание на два новых информационных стенда на территории мемориального комплекса «Катынь» (филиал Государственного центрального музея современной истории России). Мемориал посвящен судьбе 22 тысяч польских военнослужащих, расстрелянных НКВД в 1940 году.
Появившиеся в начале апреля таблички с фотографиями и диаграммами, в свою очередь, повествовали об участи красноармейцев, попавших в плен во время Советско-польской войны 1919–1921 годов. В результате неудачных для молодой советской республики боевых действий в плену оказались порядка 100 тысяч человек. Многие из них впоследствии погибли. Точное количество жертв достоверно неизвестно. Согласно представленным на мемориале данным, из 157 тысяч пленных на родину вернулись лишь около 75 тысяч. О нечеловеческих условиях содержания красноармейцев свидетельствуют многочисленные источники, включая отчеты Международного комитета Красного Креста.
По этой причине некоторые российские историки и публицисты сравнивают факт массовой гибели пленных с геноцидом. Вопрос об увековечивании памяти пленных последние несколько лет поднимают Российское военно-историческое общество (РВИО) и министр культуры Владимир Мединский. РВИО осуществляет научно-методическое руководство развитием мемориала «Катынь». Как пояснили в Обществе, установленные стенды станут частью проекта по расширению мемориала, который будет посвящен сложным российско-польским отношениям XX века.
Российская сторона подчеркивает, что, раз ответственность большевиков за Катынский расстрел признали еще в перестройку, после чего на месте трагичного события вырос целый комплекс памятников, справедливо будет признавать и деяния поляков, направленные против советских граждан.
«Анти-Катынь»
В Варшаве на этот вопрос смотрят совершенно иначе. Польша активно борется за сохранение памяти об убитых в Катынском лесу поляках, однако к увековечиванию памяти погибших советских пленных склонна относиться сдержанно и брезгливо. Из-за нежелания Польши популяризировать эту темную страницу общей истории не удается установить памятники погибшим.
В 2014–2015 годах обсуждалась возможность возвести памятник на Раковицком кладбище в Кракове, на месте погребения 1300 умерших в плену красноармейцев. Тогдашний министр иностранных дел Польши Гжегож Схетына выдвинул условие, что мемориал должен ясно свидетельствовать о том, что люди погибли из-за болезней и тяжелых условий содержания, а никак не из-за плохого отношения к ним со стороны поляков. Польская общественность выступила еще жестче: идею любого памятника восприняли в штыки.
В частности, глава авторитетного Института Восточной Европы Варшавского университета Ян Малицкий назвал само «дело пленных красноармейцев» частью неоимперской политики Кремля.
Ян Малицкий
Аналогичным образом официальная Варшава выступила против табличек в «Катыни». МИД выпустил специальное заявление о том, что Россия завышает число жертв. Ведомство подчеркнуло, что большинство пленных погибло от суровых условий и виновата в этом экономическая разруха, охватившая польские земли после долгой борьбы за независимость. В Польше не только оспаривают факты и трактовки российских историков, но и видят в позиции Москвы злой умысел. А именно попытку таким способом отвлечь внимание от Катынского расстрела.
Так, вице-премьер Ярослав Говин в связи с этим назвал появление табличек очевидной провокацией.
Известный польский журналист Вацлав Радзивинович на страницах Gazeta Wyborcza предположил, что, продвигая вопрос советских пленных как «анти-Катынь», россияне отвечают на кампанию против советских памятников в Польше.
В Институте национальной памяти в свою очередь посчитали, что Москва взялась сохранять память о погибших красноармейцах исключительно ради того, чтобы минимизировать негативный фон от расправы над поляками в Катыни. Причем, по словам Института, соответствующая установка якобы была дана еще в 1990 году, когда Советский Союз впервые признал горькую правду о Катыни.
«Следите за словами»
Возмущалась «исторической клеветой» Польша и раньше. В 2015 году польское посольство написало гневное письмо в редакцию «Ленты.ру». Поводом послужил материал, вскользь упоминающий судьбу советских пленных. Заместитель посла Ярослав Ксёнжек потребовал не именовать Тухоль и другие существовавшие в 20‑е годы польские лагеря для военнопленных концентрационными. Кроме того, он просил называть лагерь смерти Освенцим строго по его немецкому названию Аушвиц-Биркенау, дабы ликвидировать ассоциации с польским городом.
С приходом к власти консерваторов из «Права и справедливости» («ПиС») Польша взяла на вооружение концепцию «наступательной исторической политики». Правящие правые намерены максимально активно продвигать польский взгляд на историю.
Подход достаточно прост: исторические события, в которых поляки выступают героями или невинными жертвами, популяризируются по полной программе, в то время как неприглядные эпизоды польской истории отодвигаются на задний план.
В последнем случае речь идет не только о массовой гибели советских солдат и офицеров в плену, но и, к примеру, о еврейском погроме в Едвабне летом 1941 года. Ян Гросс, американский историк с польскими корнями, тщательно исследующий участие поляков в убийствах евреев, давно проклинается в польской консервативной среде. Немало обвинений в клевете досталось в свое время и оскароносному фильму «Ида» польского режиссера Павла Павликовского. Среди жестких критиков картины отметился лидер «ПиС» Ярослав Качиньский.
Предпринимаются попытки защищать «доброе имя Польши» законом. В 2016 году министр юстиции Збигнев Зёбро предложил наказывать штрафом и тремя годами тюрьмы за приписывание польскому народу серьезных преступлений. В том числе запретить собрались словосочетание «польский концлагерь», которое, согласно подсчетам МИД, только в 2009 году мировые СМИ употребляли 103 раза. В список «нарушителей» со временем попали The New York Times, The Guardian, The Washington Post, CNN, а также Барак Обама и директор ФБР Джеймс Коуми. В августе проект Зёбро одобрило правительство.
«Наступательная историческая политика» подразумевает незамедлительную и жесткую реакцию на любые трактовки событий, ущемляющие польские интересы. Или, выражаясь языком правительства, порочащие доброе имя поляков. Стоит быть готовыми к тому, что спровоцировать гнев польского МИД может что угодно, от журналистских статей до информационных табличек.
